— Я назначил день. Мои воины перейдут границы Ильмера и Синегорья накануне праздника Огненной Жертвы. Я тороплюсь, как и обещал.
Царица взглянула на него и, чуть помедлив, кивнула.
— И еще, моя госпожа… — Рум замялся. — Не гневайся, если мой вопрос покажется тебе глупым. Но почему тебе, обладающей такой силой, самой не напасть на Синегорье с востока? Пролетая над пустыней, я видел несметное число твоих всадников, они превосходят айгуров в численности.
— Я не желаю говорить об этом. — Царица нахмурилась, но не выказала гнева. — По крайней мере до тех пор, пока в избушке, близ которой тебя подстрелил маленький мальчик, живет та женщина. Я хочу, чтобы ты убил ее. Убей ее, айгурский вождь! И тогда я помогу тебе завоевать все Братские Княжества.
— Но почему ты не хочешь разделить со мною власть над этими землями?
— Почему? Потому что… — Она взглянула на него, раздумывая, стоит ли этот грубый, неотесанный вождь того, чтобы посвящать его в свои замыслы, и, видимо, решила, что не стоит. — Ты утомил меня своей болтовней.
— Еще одно слово, госпожа, и я ухожу, — взмолился тот. — Мне кажется… Мне начинает казаться…
— Ты разучился выражать свои мысли словами? — поторопила его царица.
— Мне страшно… Мне кажется, что мой покровитель догадывается о тебе.
Ее неожиданный смех удивил Рума своей неподдельной веселостью. Было странно, что эта невозмутимая красавица с ледяным взглядом, пронизывающим насквозь, способна на проявление самого обычного человеческого чувства. Рум озадаченно смотрел на нее, не понимая, чем оно вызвано, в словах, что он произнес, не было ничего смешного. Лицо ее порозовело, она щелкнула двумя пальцами, и тотчас за ее спиной появилась темнокожая рабыня, чья одежда состояла из одной набедренной повязки, и принялась обмахивать царицу опахалом из длинных разноцветных перьев.
— Ты рассмешил меня, вождь, — произнесла она, успокаиваясь, — это редко кому удается. Если хочешь, становись моим шутом, я буду платить тебе золотом.
— Одного шута я сегодня уже здесь видел, — пробурчал Рум, явно оскорбленный таким предложением.
— Не обижайся, ты сам виноват. Кто заставлял тебя служить сразу двум властелинам?
— У меня не было выбора. Он заставил меня…
— У тебя был выбор, — резко оборвала его царица и шевельнула пальцем. Рабыня за ее спиной попятилась и исчезла. — Ты сам его сделал. А теперь просишь, чтобы я защитила тебя от Триглава? Что ты обещал ему в обмен на власть? Убить какого-то князя, не так ли? Но князь до сих пор жив, а ты посрамлен и избит, как последний раб.
— Не говори так, — прошипел Рум. — Владигор не уйдет от меня. Может, даже сегодня, пока он не закончил объезжать свои земли, князь найдет свою смерть. Но от Триглава, как ты его назвала, я получил свою выгоду, от тебя же слышу одни обещания.
— Ты нагл и глуп даже более, чем я думала. — Царица отвернулась от него и посмотрела на лилии в мраморном пруду. Голос ее был совершенно бесстрастен. — Жаль, что ты не испытал того, о чем мечтает заблудившийся в пустыне путник. Не о богатстве, не о славе, не о власти мечтает он — о глотке воды. Пустыня велика. Пока ты говорил, многие умерли, так и не дождавшись спасительного глотка. Знаешь, почему я отвела нож от твоего горла? Чтобы твоя тухлая кровь не осквернила драгоценную воду.
Опомнившийся Рум упал на колени:
— Умоляю, прости меня! Я сделаю все, что ты прикажешь. Я отыщу мальчишку, хотя и не знаю, зачем он тебе нужен…
— Живым! — Она прервала его движением руки. — Я хочу видеть мальчика живым. А ведунью мертвой. Теперь уходи, ты надоел мне.
Владигор открыл глаза и быстро заморгал, превозмогая резь от забившихся под веки песчинок. Глаза слезились, он долго ничего не мог рассмотреть. Вокруг была темнота, но прямо перед ним маячило светлое пятно, от которого веяло прохладой. Владигор обнаружил себя полусидящим, неудобно прислонившимся к шершавой стене. Он пошевелил плечами, пальцами ног, провел ладонью по груди и голове и убедился, что все кости целы. Рядом на боку лежал Лиходей, изредка пофыркивая. Справа похрапывал Филимон. Чучи не было слышно.
Когда глаза вновь обрели способность видеть, Владигор обнаружил, что светлое пятно — это круглый, прорытый в песке ход, в конце которого едва мерцали бледные утренние звезды. Мысленно поблагодарив Чучу, ибо, кроме него, некому было прорыть этот источник света и воздуха, Владигор полез наружу. Пришлось пробираться на четвереньках и двигаться очень осторожно, чтобы хрупкое сооружение не обвалилось от нечаянного тычка локтем. Предстоит немало повозиться, подумал он, чтобы вывести наружу коня.
Наконец он благополучно выбрался и огляделся по сторонам. Едва начинало светать. Пейзаж вокруг изменился, огромная скала, которую они вчера приняли за горную гряду и в которой Чуча обнаружил спасительный грот, стала совсем небольшой, ее обломки были разбросаны по пустыне. Небо, голубоватое на востоке и фиолетовое на западе, не было затянуто зловещей мутью. Дышалось свободно и легко, прохладный ветер даже доносил едва уловимый запах какой-то терпкой травы.
Злая стихия настигла их вчера около полудня, теперь наступало утро следующего дня. Владигор удивился, что столько часов он провел в забытьи, пожалел об упущенном времени и одновременно восславил Перуна за то, что они вообще остались живы.
Чучи нигде не было, но Владигору почудился невдалеке тихий звук, напоминающий булькающий говор родника. Неужели Чуча нашел воду? Владигор облизал потрескавшиеся губы и чуть не закашлялся от попавшего на язык песка. Жажда стиснула горло колючей сухостью, и, не в силах противиться ей, он двинулся навстречу этому звуку, едва сдерживая себя, чтобы не побежать. Пройдя шагов двадцать, он остановился и прислушался. Ему показалось, что он идет не в ту сторону и вода журчит много левее. Спотыкаясь о камни, он зашагал налево, но опять сбился с нужного направления. Тогда он решил вернуться назад и обойти кругом полуразрушенную скалу. Чуча наверняка должен быть с другой ее стороны, иначе он заметил бы князя и окликнул его.
Обход скалы занял больше времени, чем он предполагал. Первые лучи солнца осветили горбатую каменную вершину, поползли вниз и на мгновение ослепили Владигора. Он прикрыл глаза ладонью и не сразу заметил выехавшего из-за края скалы всадника. В следующий миг послышался свист аркана, тугая петля сжала горло и перекрыла дыхание. Владигор схватился за веревку, но не удержался на ногах и упал на спину, ударившись затылком о камень. Солнце погасло, и он потерял сознание.
Прозрачный полог занавески покачнулся, словно от дуновения ветра, и хриплый голос вкрадчиво произнес:
