Вампир медленно шагнул навстречу Ниакрис, угрожающе зашипел, за его спиной внезапно развернулись уродливые перепончатые крылья; с острейших снежно-белых клыков капала слюна, и почему-то вид ее заставил Ниакрис буквально затрястись от омерзения и страха. Чем-то очень знакома была эта фигура, когда-то, давным-давно, она уже испытала страх перед ним… память оживала, словно всплывая из крови, Ниакрис казалось, что она видит темную улицу, вроде б в Княж-городе… и не она, мама шла под руку с дедушкой, живым, и куда моложе… а потом из мрака внезапно вынырнула серая фигура в черном плаще, и точно так же торчали на груди игольчато-острые клыки, и мама… Ниакрис… оцепенела от ужаса, и…
Только тут монах наконец вышел из оцепенения, и, не мудрствуя лукаво, швырнул прямо перед собой простой и честный огненный шар. Правда, целился он почему-то не в вампира, а прямо в середину запертой двери, но в тот миг Ниакрис об этом не думала.
Она с визгом, точно самая обыкновенная девчонка, метнулась в дымящуюся дыру. Следом за ней кубарем покатился монах; вампир отчего-то замешкался, наверное, его чувствительные глаза ослепила яркая вспышка.
Они очутились в громадном подземном зале, но на сей раз — в зале роскошном, убранном с мрачной торжественностью: черное, золотое и алое. Стены завешаны шпалерами, под ногами — отполированные плиты со сложным плетением все тех же трех цветов; тут и там расставлены непонятного вида не то жертвенники, не то алтари неведомых богов, разукрашенные живыми черными розами. Больше всего это походило не то на бальную залу, не то на чертог, где принимали послов, судили, карали и миловали.
Посреди зала переливалось всеми оттенками жемчужного, серебристого и серого какое-то непонятное облако, поднявшееся над составленными кругом двенадцатью необработанными камнями, дико смотрящимися посреди отделанного с филигранной точностью и аккуратностью покоя.
Здесь горели факелы, странным бледным пламенем, совершенно не дававшим дыма. В зале был разлит густой, странный аромат — словно бы в затхлом склепе вдруг раскрылись цветочные бутоны, источающие сильный запах, смешивающийся с запахом тления.
Ниакрис вихрем влетела внутрь, обернулась, ожидая увидеть ринувшегося за ними следом вампира, — но клыкастого кровопийцы простыл и след. Монах же, не мудрствуя лукаво, просто топнул ногой, выкрикнул что-то на неведомом девушке языке (это ей-то, Храм Мечей прошедшей, где учили понимать, хотя б и при помощи магии, все бытующие в Эвиале наречия!) — и дверной свод рухнул.
Груда камней, конечно, преградила дорогу не наглухо, но даже неутомимым зомби придется изрядно повозиться, прежде чем они разберут возникший завал.
Однако в исполинском зале сражаться оказалось не с кем. Громадный покой был пуст, совершенно пуст, и не похоже было, что где-то среди роскошных черных роз в искусно созданных розариях таится засада.
Правда, в тот же миг, когда они очутились внутри, облако внезапно засветилось мягко и неярко, и перед пораженной Ниакрис предстали окрестности замка, сейчас больше напоминавшие бурлящий и кипящий котел. Из-под земли, словно черные муравьи, валили и валили защитники вражеской крепости. Зомби, скелеты, еще какие-то совершенно фантасмагорического вида существа, словно составленные из десятков человеческих и звериных костяков, — вся эта масса с трех сторон захлестывала строй упрямо сопротивляющихся, но тем не менее пятящихся шаг за шагом подземных воителей. Гномов уже сбили с приречной гряды, требучеты исчезли среди сотен и сотен голов ходячих мертвецов, и ясно было, что дело штурмующих проиграно по всем статьям. Пожар в крепости, похоже, Врагу удалось загасить, во всяком случае, Ниакрис не увидела никаких отсветов.
Гномам бы отступить, оторваться от преследователей или бросить в бой запасные полки, ударить во фланг и тыл напирающих темных шеренг… только вот мертвецам все равно, побеждать или терпеть поражение, они не отступят и не побегут, не дрогнут и не растеряются, даже оказавшись в полном окружении.
И потому гномам оставалось только одно — умирать с честью, как говорится, именно так, чтобы потом о них сложили песни. Ниакрис не сомневалась, что это будут замечательные песни, но — что же делать сейчас?
Красный монах же, похоже, не сомневался.
— Что ж мы стоим?! — завопил он, хватая Ниакрис за рукав куртки. — Бежим, надо убираться отсюда, гномов же всех перебьют!
— Нет, — холодно сказала Ниакрис. — Никуда мы не побежим. Гномы — пусть их… хотели геройской смерти, глупцы, — будет им геройская смерть… а нам дальше идти надо, покуда всех этих зомбей против нас не погнали — тогда нам даже вдвоем не справиться…
— Да ты что?! — возопил монах. — Своих на смерть бросаешь?!.
— Иначе я ничего не добьюсь, — коротко бросила Ниакрис и отвернулась от серебристого облака. — Где-то здесь должен быть вход…
Монашек, похоже, онемел от возмущения. Ну и пусть его. Ниакрис на миг зажмурилась, подобно лайке-охотнице втягивая воздух ноздрями. Тонкая, едва ощутимая струйка… запах Врага, который ни с чем не спутаешь, запах ненависти и крови, очень старой крови, пролитой много-много лет назад в забытом богами Эвиала Пятиречье…
Нет, и все-таки это ведь неправильно. Ведь помоги она сейчас гномам, в замок потом они смогут ворваться все вместе, а это такая подмога, от которой так просто не отмахнешься. Остановись, Ниакрис, вернись, выйди из замка, наколдуй какую-нибудь добрую бурю, смерч или ураган, что раскидает мертвяков, не повредив гномам, а потом, со свежими силами, вернись, и тогда…
Ниакрис уже двинулась наискосок через зал, когда черно-желто-красные шпалеры на стенах внезапно рухнули все разом, и из открывшихся проходов в зал двинулись молчаливые серые шеренги.
Зомби, скелеты, прочая нечисть — все вместе, все вперемежку, словно Враг подслушал мысли Ниакрис и решил ни за что не выпускать ее из своей крепости, любой ценой задержать здесь, пусть даже ценой жизней стольких своих солдат. Ниакрис растерянно замерла прямо посреди громадного зала. Враг оказался отнюдь не дураком и не делал ошибок. Отвлек ее внимание какими-то там гномами, а сам в это время подтянул резервы, собрал всех, видно, кого только мог, и теперь явно намеревался покончить с дерзкой девчонкой.
Она оглянулась на монаха — может, чего придумает и на этот раз? В крепости она фактически оказалась ведомой, монах тащил ее за собой, обнаруживая при этом силы, которых в нем Ниакрис никак не смогла бы заподозрить.
Однако на сей раз Красный монах вновь, как и перед закрытыми дверьми, когда Ниакрис испугал невесть откуда взявшийся вампир, как-то странно опустил голову и бессильно уронил руки. Чем-то он сейчас очень напоминал куклу-марионетку, чей кукловод выпустил из рук управляющие нити.
