— Кыш, драная! — вполголоса цыкнул Царицын. Жестяная облупленная кошка вздрогнула и, надменно скрипя, повернулась задом.
Наконец руки натолкнулись на округлые, пузатые банки изоляторов. Ура, неужели мы почти у цели?! Царицын, радостно хихикая, перевалился пузом на крыло мачты, потом поднялся на дрожащие ноги — ну всё, всё. Можно расслабить стиснутые челюсти. Вот уже решетчатая платформа с поручнями…
Глянул вниз — и чуть не свалился! Ух, как страшно. Вцепившись в поручни, Ваня помотал головой: сумасшедший! Неужели он и вправду только что занимался тем, что переползал по тросу через пропасть, да не один, а с внучкой начальника родного училища на плечах?
По счастью, ранним утром на окраине квартала Саламандр почти не встретишь живой души: студенты младших курсов ещё спят, студенты старших курсов уже спят, а у преподавателей есть дела поважнее, чем шляться в ранний час по пустым улочкам близ дремлющих корпусов.
Никем не замеченный, драный и хромой медведь-шатун со станковым рюкзаком на спине спустился с мачты ЛЭП и болезненной трусцой, пригибаясь, перебежал к ближайшему зданию. Дверь в подвал, разумеется, оказалась заботливо запертой, однако сам по себе спуск к этой двери располагался ниже уровня тротуара, как бы под землёй. Здесь, под грязным сводом подвальной арки можно было присесть на ступени и перебинтовать окровавленные ладони.
Ваня, едва успев перетянуть бинтом левую руку, буквально на секундочку прислонился головой к холодной стене. Надинька вела себя на редкость тихо и глупыми вопросами спящего кадета не беспокоила. Может быть, её тоже сморило…
Царицын разодрал веки часа через три, когда снаружи погасли последние газовые фонари и застучали растворяемые ставни на окнах, а изнутри домов донеслись первые вопли будильников и сонных студентов, собиравшихся на занятия. По местному времени было около восьми часов, очередной пасмурный день в академии волшебства только-только начинался.
— Доброе утро, Иванушка, — заспанным голоском произнёс говорящий рюкзак.
— Надеюсь, оно будет добрым! — усмехнулся Ваня. Он поднялся на ноги, потянулся — и подумал, что сегодня впервые за многие годы не станет делать зарядку. «Всю ночь заряжался, хватит уже!» — подумал юный разведчик и, кряхтя, выкарабкался по ступеням на тротуар.
Ни души, только высокомерная жиреющая крыса куда-то спешит вдоль стеночки.
— Куда мы пойдём? — поинтересовался голос Надиньки из рюкзака.
— Пойдём рвать колдовскую нечисть на фашистские знаки, — невозмутимо доложил кадет. — Если через подвал не получилось, попробуем через чердак!
Ему не терпелось при свете дня оглядеть объект атаки с какой-нибудь высокой точки. Посмотреть, где расположены учебные корпуса и общежития студентов. Кроме того, молодой человек втайне надеялся, что на чердаке удастся поспать ещё пару часов — в чуть более комфортных условиях, чем на каменных ступеньках.
Царицын подошёл к ближайшему подъезду, подёргал бронзовое кольцо, постоял минуты полторы, ковыряя пальцем золочёное украшение на косяке в виде драконьего глаза. А потом хлопнул себя по лбу и радостно полез в боковой карман рюкзака. Прижал к вытаращенному драконьему оку полученную от Савенкова бляху с гербом факультета Моргнетиль.
Дверь возбуждённо запищала и открылась. Царицын скользнул внутрь. В комнате охраны было темно. «Видимо, вахтёр ещё спит», — удовлетворенно улыбнулся Ваня и, мысленно напевая «Колыбельную» Лермонтова, бесшумно прокрался к лифту.
Дверца на чердак была заперта на смешной висячий замок. Чтобы взломать его, совсем не нужно было обладать мощью Петруши Тихогромова. Царицын просто просунул лезвие ножа под скобу — и вытащил её вместе с винтами.
Дверь раздражённо скрипнула, и пронзительное эхо разнеслось по тёмному чердаку. Здесь откровенно пахло мертвяками и привидениями — даже Надинька в рюкзаке беспокойно завозилась. Ваня сразу решил, что спать он тут не станет точно. Кадет поспешно включил фонарик, бодро пробежал в дальний конец чердака и распахнул решетчатую дверку, которая вела на крышу, — чёрную, покатую и скользкую после дождя.
Вот это да! Таких крыш он ещё не видывал… Горбатые и вздыбленные, как кошачьи спины, они карабкались друг на друга, наваливаясь зубастыми карнизами, цепляясь костлявыми лапами узких и длинных, потемневших от копоти галерей. Крыши были многоярусные, со всевозможными башенками да шпилями, скрипящими фонарями и обрывками флагов. Настоящий рай для кошек и юных разведчиков.
— Сколько всего нагромоздили, и ведь не одно поколение зодчих трудилось! — с некоторой грустью подумал Ванька. — Даже жалко эдакую лепоту ломать. А что делать — другого выхода нет…
— Ой, смотрите, какая башенка красивая! — зазвенело за спиной. Царицын даже присел от неожиданности.
— Тише! — зашипел он. — Зачем вылезли из рюкзака?
— Мне душно и скучно, — объявила Надинька. Оказывается, она давно высунула белобрысую голову наружу и жадно разглядывала живописные крыши Мерлина. — Ах, Иванушка, поглядите на эту милую башенку. Я читала про неё в книжке, это Башня звездочётов. Видите, подзорная труба торчит из окошка?
Царицын послушно обернулся. Ух ты! Над лесом ветвистых антенн и чёрных коленчатых труб возвышалась каменная гранёная башенка с хитроумным золочёным флюгером в виде астролябии. Четыре стрельчатых окошка смотрят на все стороны света, и торчит из северного окна задранное кверху дуло старинной подзорной трубы.
Бурый медведь, пригибаясь, побежал вниз по скату. Он спешил туда, где болтался на железных тросах висячий мостик, перекинутый меж домами.
Пробегая по мостику, медведь глянул вниз — и чуть не рухнул. Под ногами шумел переулок. Покрикивали торговцы бутербродами, колесили на велосипедах студенты с тяжёлыми книжками на багажниках. Две фигуры в ослепительно-белых балахонах чинно двигались посреди дороги… профессора что ли? Ванечка титаническим усилием воли сдержал жгучее желание смачно плюнуть на блистательные профессорские лысины.
Вскоре он уже взбирался по мокрой чешуйчатой стене обсерватории, цепляясь пальцами за выступы старых камней. Шумно сопя, подтянулся на руках, забросил один локоть, потом другой… обдирая живот, перевалился через подоконник внутрь.
— Я тоже, тоже хочу посмотреть! — пищала Надинька, возмущённо копошась в рюкзаке. Но Ваня Царицын не отвечал, с суровым видом он прильнул к окуляру.
— О! Вижу места боевой славы! Вон там мы десантировались, — пробормотал он, разглядев на горизонте скалистый мысок Лох-Патти. Подумать только… ещё вечером он стоял во-он там, на утёсе. Смотрел сюда, на эти башни, и не знал, как проникнуть внутрь…
