Потом Моа спохватилась – рассиживаться было нельзя. Она сняла артефакт с руки и снова сунула его в карман брюк. Ей хотелось только одного: оказаться подальше от этого места, от этой баржи. Грач в трюме, но он не исчез. Она слезла с гамака, распахнула дверь…
И столкнулась нос к носу с Турпаном.
И тут ее прорвало. Весь ужас, которого она натерпелась за последние несколько минут, хлынул наружу.
– Где тебя носило? – завизжала она. – Крюч тебя раздери, куда ты подевался, когда был так нужен?
Турпан схватил ее за руки и посмотрел в глаза так, что весь праведный гнев Моа как ветром сдуло.
– Здесь агенты тайной полиции, – сказал он.
– Что? Что они…
– Сматываемся!
Моа больше не спорила. Они поспешно прошли по коридору, и Турпан потащил ее вверх по металлической лестнице.
– Я был на палубе, – шептал он на ходу. – Думал. На дождь мне было наплевать. И увидел, как подошел их корабль. Они что-то ищут. Думаю, что нас.
Он схватился за ручку двери и оглянулся на Моа. С его дрэдов капала вода, респиратор тоже был мокрым.
– Готова?
– Турпан, – сказала Моа. – Здесь Грач. Он чуть не убил меня.
Турпан прищурился.
– Сматываемся, – повторил он и приоткрыл дверь.
Выглянув в щелку, они увидели темные фигуры во френчах, крадущиеся вдоль бортов баржи. В руках агенты держали дум-пистолеты.
– Прорвемся к воде, – сказал Турпан. – Если мы сможем добраться до борта, то, может быть…
– Ты иди, – перебила его Моа.
– Сейчас не время для… – начал возражать он, но она снова его перебила.
– Я не умею плавать, – сказала она.
– Что?!
– Я не умею плавать.
– Ты выросла у озера, твой отец был рыбаком, и ты не умеешь плавать?
– Меня что-то укусило… когда я была еще совсем маленькая. После этого я и подходить-то к воде боялась… – Моа оборвала себя, осознав, как жалко это звучит. – Крюч раздери, Турпан, мы живем посреди города. Я никогда не думала, что это важно.
Сердце Турпана упало.
– Мы попались, – сказал он.
– Нет! Ты можешь убежать. Ты ведь умеешь плавать.
Он отвернулся от двери и покачал головой.
– Я не побегу. Без тебя – нет. Повисло долгое молчание. Они смотрели друг на друга.
– Прости меня, – пробормотала Моа, и слезы снова брызнули у нее из глаз. – Прости, что втянула тебя во все это…
Турпан спустился на ступеньку, где стояла она.
– Брось, Моа. Мы вместе в это ввязались. – Он нежно обнял ее. – Я лучше буду здесь с тобой, чем где угодно без тебя.
Она прижалась к нему, обвила его шею руками. Сквозь куртку Турпана она почувствовала гладкий горб дыхательного аппарата. Так они и стояли, обнявшись, когда дверь наверху открылась и за ними пришли агенты тайной полиции.
Камеры в Нулевом шпиле были такие же, как коридоры: серые, безликие и стерильно чистые. Пока их вели к месту заключения, Турпан и Моа мельком видели помещения, полные картотечных ящиков, скучные комнаты, где за бесчисленными письменными столами колотили по клавишам легионы секретарей. Это было мрачное место, где меж голых стен гуляло гулкое эхо. Все здесь было казенным и практичным, как в больнице.
Агенты тайной полиции арестовали Турпана и Моа без объяснения причин. Грачу тоже пришлось пойти с ними. Он арестованным не считался, однако агенты все равно не спускали с него глаз. Убийца то и дело бросал на Моа полные злобы взгляды – он так и не простил ей унизительного падения в трюм.
Первым делом у Моа отняли артефакт Угасших. Они даже знали, в каком кармане она его держит. По-видимому, за ним-то они и охотились. Они все о нем знали.
Турпана и Моа предали. И у Турпана не было сомнений, кто это сделал. Сначала он подумал, что это Грач, но, услышав рассказ Моа, понял, что ошибся. Выдавать их агентам было не в интересах Грача: он хотел получить артефакт в свое распоряжение, а Турпана с Моа попросту прикончить. Оставалась только одна возможность. Ваго.
Турпан ничего не сказал Моа о своих подозрениях. Она умная – в конце концов сама все поймет. А пока они сидели в камере и гадали, что с ними будет.
Хорошо еще, их посадили вместе. Хоть какое-то милосердие со стороны тюремщиков. Жизнь была кончена, мечты разбиты вдребезги, но их не разлучили. Кроватью здесь служили узкие и жесткие нары. Моа сидела на них, ссутулившись и обхватив колени. Турпан прислонился спиной и затылком к холодному серому металлу стены. Когда их вели сюда по длинному изгибающемуся коридору, они миновали множество других камер, однако двери в них были глухими, так что оставалось только гадать, томятся ли за стенами другие такие же узники или Турпан и Моа здесь одни.
Почему их не рассадили по разным камерам? Ведь это было бы так логично. Разлучить их, сломить дух, дать помучиться один на один со своими безрадостными мыслями. Впрочем, вполне возможно, в этом просто не было надобности – если тайной полиции и так все известно, допросы долго не продлятся. Дознавателям все равно, станут они запираться или нет. Поэтому их и не стали разделять.
От таких мыслей Турпана охватила тоска, и он с головой погрузился в трясину безнадежности.
Он видел, что Моа приходится еще тяжелее. Ему хотелось сказать ей что-нибудь, но он не мог заставить себя заговорить. Турпан был совершенно раздавлен и не способен собраться с духом. Внезапно все, что случилось после того, как они нашли артефакт, – бегство от моцгов, гнев Аньи-Джаканы, путешествие через район призраков, чудесное спасение Моа, Килатас, погоня за Ваго, – все показалось смешным и нелепым. Они жили фантазиями, стремились попасть в иллюзорный мир, где все будет иначе, где они смогут сбросить смирительные рубашки, в которых жили всю жизнь. Но теперь Турпан спрашивал себя: а был ли у них хоть малейший шанс на успех? Как и этот город, жизнь предоставляет тебе определенную свободу выбора, но имеет обыкновение резко одергивать тебя, если пытаешься зайти слишком далеко. Так цепь, сколь бы длинна она не была, не дает собаке сбежать. Это только иллюзия свободы.
Да, конечно, они по крайней мере попытались переломить свою судьбу, но сейчас это было слабым утешением. Артефакт отняли. Если даже им удастся выйти отсюда, они не смогут вернуться в свое гетто, потому что Анья-Джакана жаждет их крови. И в Килатас им тоже дороги нет. Им больше нигде нет места.
Как говорила Моа: зачем бороться, если один поворот судьбы может свести на нет все твои усилия? Лучше позволить течению нести себя, чем плыть против него. Только выбьешься из сил, а течение все равно тебя унесет.
Она считает время. Турпан знал это наверняка. Осталось три дня. В глубине души Моа все еще цеплялась за надежду, что тайная полиция скоро выпустит их и они успеют вернуться в Килатас. И тогда, может быть, Чайка смилостивится над ними и позволит участвовать в самоубийственной попытке сбежать из Орокоса. Турпан был в таком отчаянии, что даже поддался бы на уговоры и присоединился к ней. Но их не выпустят. Тайная полиция не отпускает выродков.
