– Подожди снаружи, – попросил Игорь, но и в голосе не смог скрыть торжества, – мы сейчас оденемся.
Сергей пожал плечами и вышел, ничего не говоря.
Маринкина белая голова лежала у Игоря на плече, и вставать совсем не хотелось. Он надеялся, что до самой темноты не выпустит ее из объятий. А главное, где бы травка ни пряталась днем, нарушать естественный ход вещей было бы неправильно. Но… Вдруг он ошибается? Как ошибался с Маринкой.
– Просыпайся, Огненная Ладонь, – Игорь поцеловал ее в лоб, – пришел поручик Ржевский и все опошлил.
Она приоткрыла один глаз, потянулась, и прижалась к нему еще тесней.
– Пусть. Не хочу никаких Ржевских. Хочу спать. С тобой.
– Просыпайся, малыш.
– Как ему вообще пришло в голову сюда придти? Давай запрем дверь и пошлем его подальше.
– Он нашел травку. Днем.
Маринка распахнула глаза:
– Да ты что?
– По-видимому, она там живет. И это и есть наша конечная цель. Надо его хотя бы выслушать.
– Ладно, так и быть, встаем, – Маринка потянулась еще раз, – но пообещай, что не будешь от меня далеко отходить.
– Ты так его боишься?
– Нет. Просто я буду по тебе скучать.
Игорь поцеловал ее и понял, что вставать и одеваться надо немедленно, иначе ждать Сергею придется слишком долго.
Пока Маринка умывалась, он развел огонь. Герой спецназа был тихим и скромным, что не могло не настораживать. Но Игорь вовремя вспомнил, что все они – товарищи по несчастью, и если человек вернулся с повинной головой, то отталкивать его некрасиво. Конечно, прощения Сергей так и не попросил, но для людей его типа это слишком высокий барьер, сойдет и виноватое выражение лица.
– Я вышел на странную серую поляну и сразу ее увидел, – рассказывал Сергей, – близко я не подходил, чтобы ее не спугнуть. Она висит над воротами какого-то двора с высоким забором. Я не стал долго разглядывать, и вернулся сюда. Подумал, пойдем все вместе и посмотрим. В руки мне она все равно не дается. И… мрачное это место. Мурашки по спине. Одному там не по себе как-то.
Игорю почему-то показалось, что Сергей врет. Нет, травку он, скорей всего, действительно увидел. Но не мог он уйти просто так, ни разу не попробовав ее поймать. Наверняка у него ничего не вышло, и он не хочет в этом признаваться. Ладно, в любом случае, надо пойти туда и все хорошенько рассмотреть. А потом думать, что с этим делать.
Вышли из домика налегке, к ночи планировали вернуться. Дорога не заняла и двух часов. Маринка не отходила от Игоря ни на шаг, и при каждом удобном случае старалась выказать Сергею свое презрение. Игорь чувствовал себя неловко, ему уже хватило демонстрации своей победы, да и победа была сомнительной, чтобы ею гордиться. Но Маринку он отлично понимал – если бы Сергей ее не ударил, она могла бы его простить. А теперь ему придется терпеть ее мелкие уколы и презрительные взгляды.
Поляна и вправду оказалась мрачной, Маринка вцепилась в руку Игоря и заглянула ему в лицо:
– Ой, мамочка… Как же тут жутко… даже днем.
Он был с ней совершенно согласен, но не стал ее пугать и улыбнулся. Когда же они разглядели самые настоящие черепа на кольях ограды, Маринка и вовсе скуксилась. Да, смотреть на это было неприятно, если не сказать больше. Тут улыбаться Игорю расхотелось, особенно когда он увидел голову, которая еще не успела разложиться. А герой спецназа оставался абсолютно спокойным. То ли раньше изучил этот частокол, то ли давно успел привыкнуть к виду мертвых голов.
Над огороженным жуткими кольями участком висела перелет-трава – в этом Сергей их не обманул. А вход на участок охранял медведь. Игорь сразу узнал его, еще издали. Это был тот самый медведь, который обнюхивал его в первую ночь под елкой. Благодаря которому Маринка придумала ему индейское имя. Его морда была для Игоря так же легко отличима от других медвежьих морд, как и одно человеческое лицо от другого. Только в этот раз Игорь понимал зверя намного лучше, чем в их первую встречу. И чувства, которые испытывал медведь, навалились на него, как многопудовая тяжесть на плечи.
Боль – острая, давящая, зазубрено-металлическая. Это капкан на задней лапе. Страх – отчетливый страх насильственной смерти. Желание бежать, бежать в лес, и отчаянье оттого, что бежать невозможно. Он грыз железо зубами, он пытался выдернуть лапу из тисков, он хотел оторвать цепь, приковавшую его к бревну. Злоба – на людей, которые поймали его в тяжелые металлические челюсти и теперь хотят убить. Трепет – перед той, которая надела цепь ему на шею. Нет, сложная смесь трепета и желания победить, освободиться от ее власти и цепи.
Они подошли к воротам на безопасное расстояние. Медведь поднялся на задние лапы и заревел, надеясь напугать пришельцев. Только Игорь в этом реве услышал больше отчаянья, чем желания напугать. И стоять на задней лапе, зажатой капканом, зверю было очень тяжело.
– Ну что? – спросил Сергей, – надеюсь, его ты не станешь приручать сухариками?
Игорь ничего не ответил. Надо быть сумасшедшим, чтобы подойти к разъяренному, отчаявшемуся зверю. А так ли им надо проходить на этот участок? Может, достаточно просто осмотреть его из-за забора?
– Сейчас. Погоди, надо осмотреться, – вздохнул он и пошел вдоль ограды, разглядывая участок. Маринка не отставала от него ни на шаг.
Дощатый сарай, большой, высокий. Баня – ладная, хоть и старая, а перед ней – пруд. Наверняка глубокий. А это вытянутое вдоль забора сооружение, судя по запаху, конюшня. Погреб, зарывшийся в землю. Колодец. Во дворе явно чего-то не хватало, и Игорь не сразу понял – чего. Не хватало дома, в котором живут. Высокого терема из толстых бревен. А вместо него… Вместо высокого терема на краю участка стояла… Нет, избушка на курьих ножках – слишком романтично для этого сруба. И хотя четыре сваи в точности повторяли контуры куриных лап, на этом сходство сказочного домика с этой мрачной лачугой заканчивалось.
– Она похожа на гроб… – прошептала Маринка и стиснула его руку.
– Вот откуда происходит слово «домовина». Я думаю, это то, что мы искали. Помнишь, «изнанка дома»? Нам нужна изнанка именно этого дома. И перелет-трава вела нас именно к нему.
– Откуда ты знаешь? – спросила она.
Игорь пожал плечами. Как объяснить, что он отлично видит эту самую изнанку? И изнанок этих несколько. И для каждого – своя.
Он подошел к неогороженной стороне участка – издали его удивляло, зачем нужны ворота и ограда, если забор стоит только с трех сторон, и лишь приблизившись вплотную понял, что с северной стороны ограда действительно не нужна. Разлом, граница, край. Игорь осторожно заглянул вниз и тут же в испуге отшатнулся – да, разумеется, он боялся высоты, и голова закружилась, как это обычно и бывало. И тело, как всегда, стало ватным и непослушным. Но ему показалось, что со дна разлома на него смотрит его собственная смерть. И это вовсе не старуха с косой. Это боль, кровь и черное небытие.
