Но огнедышащий монстр снова распахнул челюсти и… раздался лишь хриплый выдох, глухой скрежет донесся из глубины его могучей груди. Ни пламени, ни дыма. Беовульф понял, что все-таки повредил какой-то жизненно важный орган. Взбешенный дракон бил межбашенный мостик когтями и челюстями, разрушая кладку, вырывая камни и сотрясая стены. Урсула завопила, Вальхтеов закрыла лицо руками, но обе женщины остались вне досягаемости чудовища.
В голове Беовульфа всплыли слова золотого человека:
— Как ты меня убьешь, отец? Зубами, пальцами, руками?
Беовульф, напрягая остатки сил, засунул недогоревший остаток руки в глотку дракона, просунул руку внутрь по самое плечо, стремясь нанести как можно более чувствительные ранения. Дракон захрипел, закатывая глаза.
— Пошли… — прошептал Беовульф, сам не понимая, кому. — Пошли, сынок, — прохрипел он из последних сил.
Голова дракона замерла, оказавшись почти вплотную к двум женщинам. Мгновение — и тело его сорвалось вниз, крылья стали уже неуправляемы, он падал кувырком. Беовульфу казалось, что падение длится вечность.
* * *
Натиск дракона окончательно разрушил межбашенный мостик. Конструкции его начали разваливаться со все возрастающей скоростью. Урсула и Вальхтеов, пережившие на-
падение огнедышащего крылатого убийцы, оказались перед лицом смерти в падающей массе грубо обтесанного гранита. Вальхтеов в отчаянии смотрела в сторону восточной башни, где только что видела Виглафа, но он куда-то исчез. Парапет разваливался, в разные стороны летели осколки, с дымом пожара смешивались облака строительной пыли и штукатурки. Вальхтеов и Урсула крепко держались друг за друга, обнимались последним
объятием, ожидая неминуемого конца.
— Извини, — всхлипнула Урсула, и Вальхтеов принялась утешать ее, уверять, что нет за нею никакой вины.
— Я взяла его у тебя.
— Дитя, ты подобрала то, что мне уже не
принадлежало.
Оглушительный грохот сделал дальнейшие объяснения невозможными. Мостик накренился, падая к морю, и открыл узкий проход, свободный от огня. Виглаф звал их, махал рукой.
— Живей! — толкнула Урсулу Вальхтеов. — Бегом!
— Но… — не видя ничего за пеленой слез, пробормотала Урсула.
— Шевелись, демон тебя дери! — толкнула ее Вальхтеов к Виглафу, который начал продвигаться к ним.
Урсула рванулась к Виглафу, за ней Вальхтеов. Но мостик дрожал, раскачивался, продолжал разваливаться; королева споткнулась и упала в развал камней, подняв облако пыли, тело ее сразу поехало под уклон… Урсула едва успела ее подхватить, но сил у нее не хватало, она лишь задержала движение Вальхтеов, и теперь они обе медленно сползали к краю.
— Отпусти, убегай, — просила Вальхтеов, но Урсула не отпускала ее, и Вальхтеов резким рывком выдернула свою руку, чтобы упасть в бездну. Урсула вскрикнула, но в последний миг Виглаф подхватил королеву и нечеловеческим усилием вырвал ее из лап смерти.
— Давайте-ка, милые дамы, уберемся отсюда, — пыхтел он, подталкивая их к лестнице. И как только они оказались в башне, последние остатки мостика устремились вниз. Камни отскакивали от прибрежных скал, неслись навстречу морским волнам.
* * *
Беовульф очнулся от холода пены морской, лежа на песке за большим валуном, как ему показалось, на теле мертвого дракона. Но, открыв глаза, он увидел, что лежит рядом с золотым человеком из пещеры морской нимфы. Ужасная рана вскрыла горло и грудь молодого человека. Глаза его внимательно следили за бегущими по небу серыми облаками.
— Отец… Ты здесь? Я тебя не вижу.
— Я здесь, — ответил Беовульф. Не обращая внимания на боль, он подполз ближе и устроил голову сына на своей уцелевшей руке. — Извини…
— Мы умерли?
— Почти.
Очередная волна оказалась особенно мощной. Она накрыла их обоих, а когда схлынула, Беовульф обнаружил, что остался он один на песке. Золотой человек исчез, вернулся к матери. Король данов откинулся назад, устремив взгляд в облака, проносящиеся мимо, не стараясь различить, что течет по его лицу: слезы, дождь или соленая морская вода.
«Чуть полежу, — подумал Беовульф. — Чуть поживу еще. Небо… Облака…»
Он услышал шаги, и вот уже над ним склонился Виглаф, косясь на обожженный обрубок правой руки.
— Ничего, ничего, могло быть хуже, — улыбнулся друг, стремясь подбодрить умирающего. — Ох, стары мы уже, в герои не годимся. Барды будут петь о тебе новые песни. А раны скоро заживут.
— Нет, друг. Мне конец. И не самый плохой. Будет что рассказать в чертоге Одина.
— Будет, будет, но не сегодня. Я лошадь свежую привел.
Беовульф улыбнулся и закрыл глаза, вслушиваясь в прибой. Что-то вплеталось в биение волн, какой-то новый звук, как будто прекрасный женский голос.
— Слышишь ее? — спросил он Виглафа.
— Кого? — удивился Виглаф. — Только море да чайки.
— Песня, Виглаф, глухой ты демон. Мать Гренделя, мать моего сына… моя… — Он забылся, так и не выбрав слова: моя любовь, моя судьба, моя проклятая доля…
Он снова открыл глаза. Песня теперь слышалась ясно, заглушала рев моря. Виглаф смотрел испуганно.
— Государь, не говори такого. Ты убил мать Гренделя. Когда мы были молодыми… Саги…
— Врут саги. Врут. И ты это знаешь. Всегда знал.
Виглаф не ответил. Беовульф закрыл глаза, околдованный чудесной песней.
— Теперь с враньем покончено, — прошептал он.
Большая волна обрушилась на берег, окатила Виглафа, и, когда он снова опустил взгляд на бледное лицо Беовульфа, увидел, что он один остался на берегу. Король Беовульф умер.
В центре мира растет ясень Иггдрасиль, самое большое и самое красивое из всех деревьев. У корней Иггдрасиля восседают три девы, норны, заняты они жизнями каждого мужчины и каждой женщины от рождения и до смерти. Даже боги Асгарда — всеголишь нити под их руками, даже они, как и смертные, как и гиганты, не могут подглядеть, не могут узнать, что уготовано им ловкими пальцами. Лишь этим трем девам известна длина каждой нити, трем девам, восседающим у подножия Мирового Древа. Так произошло и с Беовульфом, который искал славы и смерти героя, чтобы войти в чертог Одина и драться плечом к плечу с богами, когда придет час и разразится Рагнарёк, когда дети Локи Небоходца и Волка-Оборотня[73] ринутся на космос. К моменту рождения нить жизни Беовульфа уже определилась, и он следовал ею до самой смерти. Так думал новый повелитель данов в зимний день, когда хоронили Беовульфа. Король Виглаф, сын Веохстана, сын гаутской рыбачки, стоял поодаль от остальных, пришедших попрощаться с покойным королем. Сегодня на нем золотая корона, которая украшала голову короля Беовульфа, а до него — голову короля Хродгара по линии предков от Скильда Скевинга. Виглаф провожал взглядом закатывающееся солнце и отходящую от берега погребальную ладью, ту самую, с драконом на носу, на которой тридцать лет назад прибыли гауты во главе с Беовульфом через штормовые воды Иотландсхафа. Теперь она уносила Беовульфа к полям Идавёлля.
