Теперь он был настоящим, она была настоящей и они были вместе. И не важно каким кошмаром служило объяснение этому, какие ошибки закрались в кровь и мрак, когда их матери были молоды, этот год был лучше предыдущего.
Глаза Джареда закрылись. Кэми потянулась к нему, видя в полумраке и лунном свете, что рука её дрожит, и очень-очень осторожно погладила его волосы. Она слегка пробежалась кончиками пальцев по его волнистым локонам и пробормотала:
— Теперь я здесь. Со мной ты в безопасности.
Она легла рядом с ним. Свернулась калачиком рядом с теплом его тела, но не касалась его, слушая его спокойное, ровное дыхание, которое приходило в норму. Они провели вместе всю ночь. В безопасности.
Глаза Кэми открылись, и она потянулась, оба действия, совершенные на рефлексе, разбудили ее гораздо быстрее, чем обычно. Из-за потягивания ее тело пришло в контакт с Джаредом, касаясь его по всей длине. Было очень странно быть настолько осведомленной об ощущениях именно одной стороны своего тела.
Джаред лежал, опираясь на один локоть, и смотрел вниз на нее. «Доброе утро», — сказал он молча и две вещи объединились в одну — голос в голове и парень в постели. Они казались практически естественными.
«Доброе утро, — сказала Кэми. — Выглядишь лучше». Ей стоило говорить вслух. Это было слишком интимным, утренний солнечный свет, помятые простыни и тишина. Это заставило Джареда подумать, или, возможно, именно она об этом подумала, о времени, когда им было по четырнадцать.
В этом возрасте появляются мысли, которые просто не можешь не иметь в четырнадцать лет. Мысли, которыми они не могли не делиться. Кэми думала о них сейчас и почувствовала, как кровь прилила к лицу.
Теперь он был настоящим, смотрел на нее сверху вниз, лежа близко рядом с ней. Матрац прогнулся под его весом, поэтому ее тело естественным образом скатилось к его. Она притронулась к его мыслям и увидела, что он сконцентрирован только на ней, их мысли отражали мысли друг друга. Его фигура была знакомой, с потенциалом для познания, но при этом ужасающей и странной. Она могла обрисовать мускулы и плоскости его плеч под своими ладонями. Это было возможно.
Кэми подумала, что может протянуть руку и скользнуть ладонью по его затылку, и в тот момент, как ее посетила эта мысль, она услышала, как его дыхание сбилось.
На этом звуке дверь открылась и Джаред задом-наперед вылетел из постели.
— Какого черта происходит? — требовательно спросил отец Кэми, зыркая своими черными глазами.
И тут Джаред выдал:
— Мои намерения благородны.
Кэми села прямо на своей постели и уставилась в направлении Джареда.
— Ты совсем с катушек слетел? — она хотела знать. — Это тебе не восемнадцатый век. Как ты полагаешь это должно помочь?
— Ну, я имею в виду, — сказал Джаред, пятясь к стене, словно загнанное животное. — Когда мы будем старше. Я имею в виду…
— Пожалуйста, замолкни, — умоляюще сказала Кэми.
— Я согласен с Кэми, — сказал папа. — Когда ты попал в нору, больше похожую на пропасть, прекрати копать. — Теперь он выглядел скорее в некоторой степени развеселенным, нежели жаждущим убивать. — Я так понимаю, ты — Эш Линберн.
Джаред скривился.
— Я — другой Линберн.
— Ох, — сказал отец Кэми. — Тот, который с мотоциклом? В спальне моей дочери. В нечестивый утренний час. Просто фантастика. Так что там с твоими намерениями?
— Думаю, я пойду, — решил Джаред.
— Возможно, это будет к лучшему, — сказал отец.
— Она не встречается с Эшем.
— Она в состоянии говорить за себя сама, — громко заявила Кэми. — А еще лучше, если она не будет говорить о таких вещах со своим отцом, вообще никогда, ни в какое время. И никто другой тоже.
— Так, я точно должен идти, — подвел итог Джаред. — Я должен быть…кое-где еще.
Тогда-то Кэми и осознала кое-что, что должно было стать очевидным раньше. Джаред и правда выглядел основательно лучше. Ему было неудобно, но помимо этого, у его лица был нормальный цвет и на нем не было ни следа боли. Его необузданные мысли жужжали где-то среди ее собственных, не пряча за собой никакой боли.
Людям не становится так плохо и они так не оправляются от этого, но ее мама говорила, что Линберны — не люди.
Джаред посмотрел на отца Кэми, потом обратно на саму Кэми и сказал:
— Я позвоню тебе позже.
«Ты мне за всю жизнь ни разу не звонил, — сказала Кэми. — Я поговорю с тобой через пару минут».
Джаред кивнул ее отцу, который смотрел на него, прищурив глаза, когда тот проходил мимо. Кэми услышала шаги Джареда, который направлялся вниз по лестнице, пока ее отец не закрыл дверь и не отсек звук.
— Что ж, я знаю, что такое девушки, — сказал отец. — Я сам когда-то был плохим парнем.
Кэми подняла брови.
— О, даже так?
— Не буду в это углубляться, потому что знаю, что ты чтишь и уважаешь меня, как своего родителя, и я не хочу потворствовать твоим иллюзиям, — сказал папа. — А еще я не хочу давать тебе никаких идей. Скажем только, что были и пожары.
— Папа! Ты устраивал пожары?
— Пожары случались, — ответил отец. — А еще там была твоя мама. У нее ни на что такое не было времени. Она не старалась меня переделать. Не поддавалась моим уловкам.
— У тебя и уловки были? — осведомилась Кэми с большим недоверием, чем то, которое она выказала касательно пожаров.
— Чертовски хорошие уловки, — сказал папа. — А еще я был более льстивым, чем этот угрюмый блондинчик. Намного более льстивым. — Его глаза сверкали.
— Ты о маме говоришь? — необдуманно спросила Кэми.
— Когда нам было по пятнадцать, Клэр работала в ресторане и посещала занятия по бизнес-менеджменту, — сказал отец. — Она знала, чего хотела. У нее не было причин беспокоиться обо мне. По крайней мере, пока я бы не превратился в меньшее беспокойство. Что я пытаюсь сказать — ты не можешь изменить парня. Сконцентрируйся на своей собственной жизни. Те, чьими хобби являются попытки свернуть себе шею на мотоцикле и залезание в девчачью спальню первым делом с утра, не достойны беспокойства.
— Вообще-то он тут находился с прошлого вечера.
Пальцы отца сжались вокруг дверной ручки, хотя тон так и остался легким.
— Мне и правда надо прикупить тот дробовик.
— Ему было плохо и необходимо было прилечь, — сказала Кэми.
— Угу, — сказал папа.
— Он в буквальном смысле был без сознания и нам с мамой пришлось заносить его наверх.
— Самая старая уловка в списке, — проворчал папа, но перестал хмуриться. — Клэр об этом ничего не упомянула.
