— Ладно, ладно! — заорал Бион. — Тихо, тихо. Я сам, лады? Только отвернитесь, я стесняюсь.
— Вот сам и отвернись, — сказал я. — Торопись, сон тает, уже даже сюда добираются следы.
Это была правда. Финальное испытание проходило в окружении площади Дверей. И в отличие от предыдущих локаций, здесь все выглядело как наяву. Видимо, сон разрушается не равномерно, а постепенно от начала и до конца.
Может так и должно быть, а может особенность конструкта. Но, так или иначе, мы довольно долго болтали здесь, и все было тихо-мирно. К тому же Хоуп вышел из калейдоскопа, так что наше влияние на окружение снизилось.
Но вот уже и здесь появляются первые следы. Зелень желтеет, белый камень сереет и покрывается плесенью, некоторые из дверей меняются, ржавея, ссыхаясь, трескаясь и так далее.
— Что касается тебя, — произнес я тихо, оборачиваясь к Мэйси. — Не знаю, что у тебя там случилось в детстве и лезть не буду. Не знаю, почему тебя сопровождает сновидение твоего отца, но там твой детский кошмар. И он тебя не защитит.
— Знаю, — Мэйси прямо на глазах начала уменьшаться.
— Тебе придется повзрослеть и отпустить его, если хочешь пройти испытание достойно. Придется вспомнить, что ты не ребенок. Пора стать хотя бы тут самостоятельной.
— Хотя бы тут? — скривилась Мэйси. — Лаэр, ты хоть и из глуши выполз, но иногда мне кажется, что ты вообще не от мира сего. Для ловца калейдоскоп это не «хотя бы тут». Это явь — всего лишь «хотя бы там».
— Честно, мне плевать. Я позвал тебя в отряд и чувствую некоторую ответственность за это. К тому же ты не раз нам помогала, без тебя бы мы не прошли так далеко. Поэтому я хочу, чтобы ты прошла до конца.
— Я не уверена, что смогу.
— Не заставляй меня просить кочергу у Стефана.
Нас прервал дикий вой, лишь отдаленно напоминающий человеческий. Это был вой скорее не боли, а страха. И он был таким протяжным, что эмоции в голосе успели поменяться несколько раз, переходя в неверие, а затем и в радость. И остановился вопль в районе восхищения.
Мы обернулись и посмотрели на сидящего к нам спиной Биона. Парень упал на колени и замер. И хотя во сне обычно нет крови от ран, но то ли он слишком сильно верил, что есть, то ли это правило не распространяется на самоизувеченья.
Потому что по рукам Биона обильно текла кровь, будто он слишком сильно сжал кулаки. Но вот дышал он часто и вроде бы радостно.
— Вижу, — прошептал он. — Я вижу.
И обернулся к нам. Кровь размазана по щекам, кровь течет из глазниц, а на лице самая счастливая улыбка, какую я когда-либо видел. Но вместо глаз на нас смотрело белое пламя.
Скорее все же какое-то свечение, но такое яркое, что мне приходилось щуриться, что бы посмотреть ему в глаза. Я поежился под этим взглядом, меня словно наизнанку вывернули и разглядели под микроскопом.
Бион посмотрел на меня и на секунду его лицо изменилось. Словно он увидел что-то, но затем блаженная улыбка вновь вернулась.
— Я знал, что не ошибся, — произнес он каким-то заговорщицким шепотом. — Все-таки обе двери действительно твои. — Бион хлопнул ладонями и поднялся на ноги. — Ну, я пошел.
— Че, уже? — удивилась Мэйси.
— Тому, кто обладает Взором Гипноса, работать не положено, — отмахнулся он. — И это. Спасибо.
Он открыл дверь и зашел внутрь вообще не раздумывая. Я видел стражей из его кошмара, бродящих из стороны в сторону, и щелкающих хлыстами. Но Биону словно вообще было на них плевать. Как оказалось, им на него тоже.
— Скучно тут у вас, — хохотнул он, проходя мимо. — Не отвлекайтесь, работайте, неудачники.
— В лифте родился, — буркнул я, глядя как дверь закрывается за ним сама собой.
Обернулся к Мэйси. Надо бы спровадить и ее, наконец, а затем уже самому идти. Но сказать ничего не успел.
Стефан сидел на коленях и крепко обнимал ревущую пятилетнюю Мэйси. Та размазывала сопли по лицу, а мужчина гладил ее по голове и что-то успокаивающе шептал на ухо.
Я замер, не решаясь подойти. Вообще не знаю, что делать с ревущими людьми, особенно женщинами. А с детьми вообще без понятия. Я даже растерялся.
Волосы Мэйси вновь изменили цвет, став рыжими, как у Стефана, только еще ярче. Глаз я не видел, но уверен, что они тоже стали зелеными. Как у Стефана. Вокруг обоих летала бабочка Ни, оставляя за собой светящийся след, словно пыталась укутать их в кокон.
Я оглядел площадь Дверей, но вроде бы все пока терпимо, время есть. Так что можно и подождать немного.
И мелкая довольно быстро взяла себя в руки. Утерла слезы, обняла рыжего кузнеца-мечника-все на свете и наконец встала на ноги. Она смотрела на отца, постепенно успокаиваясь и беря себя в руки.
Странно это все. В калейдоскопе можно встретить сновидение-отца и оно будет таким, каким и должно быть для ребенка. Сильным, храбрым, крутым, идеальным. Отец умеет все на свете и всегда поддержит. И в калейдоскопе это действительно так, ведь у ребенка никогда не возникнет сомнений, что папа чего-то не может.
Только вот Мэйси уже не ребенок. И как бы она не старалась отгородиться коконом Стефана от взрослой жизни, реальность всегда пробьет брешь. Взрослая жизнь — то еще дерьмо, и никуда от этого не деться. Уж я то знаю.
Они попрощались, обнялись на последок и Стефан поднялся на ноги. За ручку подвел Мэйси к двери и отступил назад. Девочка всхлипнула, но удержалась. Она лишь открыла дверь и посмотрела на безразмерную тушу настоятельницы.
С учетом того, что мы совсем недавно ее победили, ей должно быть легче справиться со своим кошмаром. Как показала практика, большой шкаф действительно громко падает.
Мэйси на прощание обернулась и кивнула сначала мне, потом Стефану. Поднявшись на носочки, дотянулась до дверной ручки и потянула на себя тяжелую дверь.
— Мэ-эйси-и! Дряная девчонка, сколько я должна тебя звать?
Я смотрел на бесформенную необъятную тушу настоятельницы. Видимо, такой ее запомнила Мэйси, лишь отдаленно напоминающей человека.
Но малышка даже не вздрогнула. Она сделала первый робкий шаг и пересекла порог. Второй, третий и далее под вопли настоятельницы. Та стояла в дальнем конце прохода, перегораживая его полностью и похлопывая своей палкой по ладони.
Настоятельница грозно верещала проклятья и ругательства, а Мэйси медленно шагала вперед. И с каждым пройденным шагом, она становилась все больше и больше, взрослея прямо на глазах.
И чем меньше она боялась своего кошмара, тем слабее он становился. Когда дверь закрылась, Мэйси уже приняла свой естественный облик, какой все привыкли видеть ее наяву. А настоятельница хоть и была огромной безразмерной теткой, но уже уменьшилась до вполне человеческих размеров.
Последнее, что я увидел, это отсветы разноцветной рогатки в руках девчонки. Дверь наконец закрылась и я позволил себе улыбнуться.
— Слушай меня внимательно, Лаэр, — Стефан буквально развернул меня лицом к себе, стоило двери закрыться. Его голос с доброжелательного сменился на тревожно-серьезный. — Будь у меня выбор, я бы обратился к кому посерьезней, но выбора нет. Мэйси отказалась от меня, так что я растаю вместе с этим сном и на этот раз окончательно. Я не виню тебя за это, не думай. Это должно было случиться.
— Ты чего такой серьезный стал? — натурально удивился я.
— Слушай внимательно. Я не сновидение Мэйси о ее отце. Я и есть ее отец, с наложенными впечатлениями Мэйси. Вернее я сон Стефана, смешанный со сновидением Мэйси.
— Это как вообще?
— Не важно, ты все равно никогда не сможешь такое повторить. Слушай и запоминай. Она думает, что я давно мертв, но возможно настоящий Стефан еще жив. Он отрезал свой сон, то есть меня, чтобы передать послание. Ты должен найти меня наяву и спасти. Я не знаю, где держат Стефана, место полностью отрезано от калейдоскопа.
— И как мне тебя найти тогда?
— Стефана держат где-то в Эдеа. Тут замешан один из наследных принцев императора. Ему нужна сила, чтобы занять престол. И для этого ему нужен Стефан и Архитектор. И у него есть и то, и другое.
