— Хотя, конечно, Альберт немного странный, — тихо произнёс Потап. — Ещё какой мистик. Или даже оккультист. — Пальцы пощёлкали по клавишам, на мониторе закрутились хаотичные несуразные знаки, иногда перестраивались в сплошную плывущую горизонталь, напоминавшую зелёный код из фильма «Матрица». — Что за клоунада? — Потап несколько раз ударил пальцами по клавиатуре. Вся масса знаков поднялась, преобразилась в серебряный фон и медленно поползла вниз. — Вот… шакалы, — хохотнул Потап. — Я же вычислю, приеду и отобью умные неумные мозги. — На весь экран монитора высветился «фак» какой-то демонической руки с длинным почерневшим ногтем на выдвинутом вверх пальце. Потап набрал код и нажал «энтер», чтобы перезагрузить систему в прежнее положение, дабы отстраниться от заражения, если такое имелось. Но в бумажном ежедневнике записал: «Не забыть вычислить, кто прислал. И наказать». Он помедлил в раздумье и нанёс строчку: «Откуда шутник знает про проект «Муха»? Откуда знает мою почту?»
Потап сильно потянулся, приятно хрустнули суставы. Он зевнул и осмотрел громадный кабинет. Глаза наткнулись на боксёрскую перчатку в глубокой рамке из красного дерева. Приятное воспоминание вызвало улыбку. Этим добротным «раритетом» он когда-то послал соперника в свой первый нокаут. Перчатка ещё с советских времён, подаренная бабушкой. Да. Дошёл до кандидата в мастера спорта, но дальше не получилось. Дальше — война. Взгляд перешёл на четырёхметровую картину по углам с четырьмя свастичными символами, на которой изображён древний город. Это не деревянная Русь, это не средневековая Европа с худыми клячами и трупами от чумы, это не Карфаген, Дамаск или Иерихон, это даже не Атлантида. На холсте неведомо какого материала по неизвестной технологии изображён витающий город над землёй с разными летательными аппаратами, где вверху на дневном небесном своде горят алые звёзды большой медведицы.
Когда рыли котлован под фундамент для возведения здания фирмы, произошёл провал глубиной в тридцать метров. Все до единого рабочего погибли. Уже через час шестиметровую дыру обставили забором, понаехало органов из госбезопасности, строительство запретили. Это срывало все планы. Но Альберт был бы не Альберт, если бы всё быстро не устроил, подкупив огромными суммами главного гэбэшника, а также не устранил ненужных свидетелей из органов местной власти, которые не по делу сунули свой нос. Через месяц стройку возобновили, вызвав из-за границы нужных специалистов: геодезистов, спелеологов, археологов, архитекторов и даже диггеров. Год ушло на обследование и вывоз засыпанной земли. Здание компании возвели рядом, а потом на месте шестиметровой воронки построили обычные теннисные корты для сотрудников компании. Ещё год ушёл на уничтожение тех, кто непосредственно помогал в исследовании тридцатиметровой «пещеры», тоннели которой сложены из кирпича. Из чего же сделан кирпич, который таился под землёй — столетия? Но обо всём этом знал только Профессор, его тайные друзья и собственная секретная служба.
Потап также принимал участие в исследовании подземного сооружения. Он нашёл картинку, никому не сообщив поднял её наверх и потом водрузил на стену своего офиса: Альберту сказал, что купил давно, когда ещё здесь не жил. Профессор скрупулёзно рассмотрел холст под лупой да не один раз. Потом выдвинул вердикт, что картина ничего ценного не представляет. Потап приятно удивился, ведь Альберт очень сильный специалист по старинным холстам. Он не знал, помимо того, что Профессор чрезвычайно умный, ещё больше хитрый.
По своим связям Потап сделал углеродный анализ, а также экспертизу на обследование материала. И ему ответили, что анализ ничего существенного не выявил, а материал, из которого сотворена и рама, и полотно, и краска науке неизвестен. Очень похоже, что она написана — камнем: распылёнными микроскопическими цветными кристалликами, очень походившими на краску. Вместе с картиной он откопал бивень мамонта. Но витиеватая кость была настолько здоровая, что когда Потап посчитал размеры, то оказалось — бивень больше, чем поставленные один за другим два мамонта. «Это какой-то циклопический мамонт был», — удивился Потап. И как он вообще оказался на такой глубине? Разрезанный бивень на три части теперь украшал три подножия стен в кабинете на красивых мощных подставках из красного дерева.
Потап нажал кнопку заклинивания петель входных дверей, потом включил «Пелену» — разработку их фирмы, отключающую — но не выжигающую электронику — на время любые камеры в округе: кто его знает, что могли воткнуть в стену без его ведома. Без его биометрических данных здесь ничто не заработает, но в этом мире взломщики есть на всё, даже на сердца и души. Из уголка нагрудного кармана рубахи Потап вытянул короткую иглу, на конце которой — микроскопическая камера с микрофоном и чипом. Из каменного стакана с золотыми ободками и овальной биркой с надписью «Граветт» достал записывающую флешку, воткнул в неё иглу и переписал с чипа информацию. Потом всунул флеш-накопитель в USB-разъём монитора, на компьютере подключил другую операционную систему.
Неожиданно Потап поднял голову и посмотрел на красивый массивный стакан, предназначенный для ручек, карандашей и других канцелярских вещей. Каменные стенки разрезали тончайшие пурпурные нити, напоминавшие сосудистую сетку, которая, к великому изумлению, иногда переливалась, будто оживала. В эти моменты у Потапа создавалось впечатление, что красивая вещь за ним следит и, возможно, считывает мысли. Не зря Се́йбил Штейн привезла этот стакан Альберту из Швейцарии — из самого ЦЕРНА, а уже профессор подарил ему, причём настоял, чтобы поставил к себе на стол: по-дружески, не то огорчится. Тогда Потап ухмыльнулся: «Они что, в ЦЕРНЕ стаканами промышляют?» На обратной стороне дна каменного изделия — эмблема ЦЕРНА. Когда Профессор ушёл, Потап просканировал стакан, как только мог, но ничего подозрительного в стенках не нашлось. И всё-таки Потап заметил одну закономерность: пурпурная сетка начинала переливаться, когда он мыслил про определённые вещи, как если бы она запрограммирована на слова «якоря». Никогда Потап не придавал значения — зачем Альберт посещает ЦЕРН. Ведь Профессор мотается по всему миру, даже иногда наведывается чуть ли не к самому папе Римскому. И особенно уделяет много времени всяким неожиданным раскопкам по всему миру, к которым на удивление у него всегда есть допуск.
Потап запустил программу «Ай-Пи-Ми». Она считает с флешки всё записанное и помчится искать нужную информацию в нижние этажи личного сервера фирмы, где находится всё, что существует в мире на данный момент. Интересовало Потапа лишь одно — что шептал и говорил Альберт на погребении урны с прахом Риммы.
Потап прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла. «Да, ещё надо найти информацию про Туф. И кто-то прошерстил на полках Риммы».
— И нужно попить кофейку. — По привычке Потап потянулся рукой к селектору, указательный палец замер в миллиметре над клавишей. — Ах ты, Римма, как же так? — Потап поднялся с кресла, снял замки с дверей набранным кодом на клавиатуре, прошёл в приёмную. В предвкушении Потап уже ощущал аромат капучино или эспрессо или что там ещё готовила Римма, но кофеварки на прежнем месте не оказалось. Он прошёлся глазами по полкам, по тумбе, по столу. «Неужели кто-то успел увести к себе домой. Но кто мог зайти?» Потап подошёл к книгам на полках, из лотка принтера в боковое зрение втиснулся лист, обрамлением напоминавший пчелиную раскраску. Глаза непроизвольно пробежались по короткому тексту и замерли, через секунду вернулись в начало.
Привет для Риммы из проклятого кладбища нерождённых детей.
Здравствуй, тварь.
Добро пожаловать на ферму из собственного мяса. Мы — дождались.
Потап не верил тому, что прочёл: кто такое мог прислать? Он ещё раз глазами пробежался по строчкам. От слов «на ферму из собственного мяса» ему стало нехорошо. Потап вздрогнул и огляделся. Ему показалось, что кто-то очень тихо произнёс: «И тебя ждёт это». Пальцы дрогнули, отпустили лист. Это был детский шёпот откуда-то сверху очень знакомый Потапу: невообразимая печаль запала в душу, слеза едва не навернулась на нижнем веке. Потап тяжело сглотнул, медленной поступью прошёлся вдоль стен, осматривая углы потолка: «Нет. Померещилось». Он вернулся к принтеру, решил ещё раз прочесть присланное на листе. Мелкими цифрами в правом нижнем углу отмечена страница — шестьсот шестьдесят шесть. Потап застыл, вспоминая, как два года назад он сидел с Альбертом в ресторане после подписания договоров по введению на рынок нового лекарственного препарата, который должен заставить раковые клетки вечно мутировать внутри себя, не затрагивая новые здоровые клетки. Иными словами, заставить рак если не погибать, то всё время бороться за выживание с собственной мутацией, которая вокруг себя склеивает все сосуды, этим оставляя себя без питания. С таким раком, запертым в собственные рамки, можно прожить почти полную жизнь. Профессор не знал, что в одном человеке — походившим на англичанина с острым носом, полностью седовласым, в чёрных очках как у слепого и в клетчатом сером костюме — Потап узнал типа, который фигурировал в одном таинственном деле у своего хорошего знакомого — частного детектива Алекса Маккайва. Алексей Макеев когда-то служил в органах, до этого успел приобрести профессию хирурга, проработав два года. После войны в Чечне он уехал жить в Соединённые Штаты, где взял имя Алекс Маккайв и занялся медицинской деятельностью. Переехать вновь в Россию его заставило судебное разбирательство против него самого.
