Ражный тем временем сделал жгут, перетянул руку предплечья, после чего забинтовал рану на запястье, похлопал девицу по щекам. Та наконец закрыла глаза, будто заснула, и лишь потом очнулась, пьяно осмотрелась.
— Что?.. Вы меня изнасиловали?..
— Укусили, — буркнул Ражный и пихнул Героя. — Вытри пол!
Витюля половой тряпки не нашёл, схватил свою майку и принялся оттирать кровь, поливая из ковшика. А Ражный взял волчонка за холку, поднял и посмотрел в глаза. Обвисший и покорный, он смотрел виновато и печально.
— Не смей кусать людей, понял? Никогда! Иначе я убью тебя. Лишу жизни. Я дал тебе жизнь, я и лишу.
Швырнул на пол. Волчонок поджал хвост, но не убежал, не спрятался, стоял с повинной головой.
— Сыр ему скормил?
— И рыбу — тоже, — раскололся Витюля. — Не жрал ничего… Сейчас жрёт все подряд. Я прочитал — бактерий в кишечнике не хватало…
— Что вы со мной сделали? — в ужасе спросила девица, рассматривая синеющую руку. — Зачем?.. Вы же не такие звери, как они?! Зачем?!
— Сергеич, прости! — спохватился Герой. — Я его не брал! Точнее, брал, но не у тебя! Думал, для поляков поймали. Ей-Богу, не знал!..
— Почему не сказал, когда поляки уехали?
— Виноват, Сергеич… Хотел себе оставить, воспитать…
— Зачем тебе волчонок?
Витюля кое-как замыл кровь, сунул в помойное ведро грязную майку. В это время девица сползла с дивана и бочком, страшась мужчин, подобралась к внутренней двери и исчезла в кочегарке.
— Глупость пришла в голову, — признался Герой. — Прости…
— Какая глупость?
— Думал вырастить волка. И ходить с ним, для самоутверждения.
— Для чего? — изумился Ражный.
— Хотел снова человеком себя почувствовать… Сильным человеком.
— Ну и что? Почувствовал?
— Не успел… Столько мороки было, то не жрёт, то поносит… — Витюля боязливо поднял глаза. — Теперь выгонишь, Вячеслав Сергеич?
— Я подумаю, — обронил президент. — Что, приятно быть сильным?
— Как же!.. Вот когда у меня был звёздный час!.. Теперь такая тоска… Не выгоняй, я отработаю, Сергеич, отслужу…
— Зачем же ты ей волчонка подарил?
— Больше нечего было, — признался Герой, чувствуя, что президент отходит от гнева. — А так захотелось что-нибудь подарить ей, дорогое, чтобы она себя почувствовала сильной личностью… Ты посмотри, какая она чудесная. Она не такая, не думай, хоть и приехала в компании… женщин древнейшей профессии. Даже если она и такая! Ну и что? Её, может, жизнь заставила? Я ведь тоже по электричкам… Экономические и социальные условия, волчьи законы капитализма… Если ты меня выгонишь, то, значит, и ты такой же.
— Ладно, потом разберёмся. А сейчас иди за этой… тварью! Не то ещё куда-нибудь залезет!
— Она не тварь! — вдруг осмелел Витюля. — Ты ничего не знаешь!
— Знаю… Её привезли сюда по личному заказу этого… Каймака. Чтоб ублажить…
— По заказу?! Кто сказал?
— Стерва эта, их сутенерша…
— Н-ну, падла!.. — Герой выскочил в тамбур, но Ражный остановил.
— Ты как его назвал?
— Кого?
— Зверя!
Тот посмотрел на волчонка, пожал плечами:
— Никак… А зачем? Он же не собака…
— Ну тогда все, беги, — он посадил безропотного зверёныша в рюкзак и понёс в «шайбу».
Прежде чем выпустить, осмотрел забитую камнем яму у стены: конечно, не дурно бы залить бетоном — крысы снова нарыли нор, поскольку летом в мясном складе хранился фураж для подкормочных площадок. Но сейчас некогда, в крысиный ход не протиснется, а своего до утра не пророет…
— Ты понял, что сказано? Не смей трогать человека! Никогда! — и ещё раз швырнул на пол.
Волчонок преклонил голову перед ним, поджал хвост. Ражный пошёл к двери, повесил рюкзак, хотел выйти, однако вернулся, сказал примирительно:
— Как назвать-то тебя?.. Чего молчишь? Волчонок вскинул голову, посмотрел ему в глаза. И взгляд был не звериный — человечий, от которого продирал озноб.
— Хорошо, молчи, — согласился он. — Тогда и имя тебе будет — Молчун.
Оставив свет, запер двери на замок.
Встревоженные гости колготились возле костра на берегу, забыв о стройотряде. Девушки сидели у воды, плели венки из кувшинок. Уродливые подруги Каймака купались в реке обнажёнными и бесполезно зазывали к себе парней, изображая в воде лесбиянскую любовь. Юбилейное празднество было окончательно испорчено, никто не пил, не ел, а на хозяина базы посмотрели, как на врага, и готовы были наброситься на сей раз без шуток.
— Завтра в полдень у шефа самолёт в Нью-Йорк, — заявил начальник службы безопасности. — Он не может опоздать. Врубился в ситуацию, или объяснить? Ты представляешь, что будет с тобой и твоим бизнесом, если он не сможет присутствовать на важной встрече в Штатах?
Поджаров в тот же миг оказался рядом, отмахнулся от начальника службы безопасности и повлёк Ражного в сторону.
— Все, я вспомнил тебя! — сказал таким тоном, будто приговор выносил. — Ты был в Гудауте на чемпионате! Это ты же тогда грузина сделал?! Как его фамилия была? На «или»…
— Я не был в Гудауте, — перебил его Ражный.
— Ну как же? С Кормалевым боролся в полуфинале!
— Кормалев был чистый самбист. И я с ним никогда не боролся.
— Слушай, не пойму, ты чего темнишь? Я же отлично помню!
— С кем-то спутал, — он высвободился, давно заметив, что старший егерь Карпенко делает ему знаки, зовёт к себе, не смея встрять в разговор. Ражный подошёл к егерю, и тот повлёк его подальше от гостей.
— Сергеич, ты Героя посылал куда-нибудь? — встревоженно спросил он.
— Посылал…
— С ружьём посылал?
— Нет, присмотреть за этой… сучкой, которая тонула…
— А он схватил ружьё, патроны и побежал вниз по реке. Рожа свирепая… Полчаса назад…
— Почему сразу не доложил?
— Да тебя этот… все за рукав таскает, — кивнул на фигуру Поджарова.
Оставив Карпенко, Ражный незаметно спустился под берег и стал отвязывать свою лодку.
— Эй, ты куда? — спохватился финансист. Уйти из-под его ока было невозможно и послать подальше — тоже, поскольку хотелось сначала выяснить, что стоит за пристальным интересом к нему.
— Скоро стемнеет, — президент запустил мотор. — Ему же завтра в Нью-Йорк…
— Я с тобой! — финансист вскочил в лодку. «Горгона» тоже что-то закричала, замахала руками, но Ражный выехал на плёс и помчался вниз. Река крутилась между холмов, выписывая большие меандры, размывала берега, и стройный сосновый лес рушился в воду, захламляя фарватер. Даже зная его, ездить на скоростной технике здесь было опасно, тем более в сумерках или ночью.
