Слухи о том, что у имперцев в Тарибели какие-то неприятности, Тима сильно заинтриговали. Что же там сейчас происходит? Ворочаясь на плаще, расстеленном поверх соломенной подстилки, он долго не мог уснуть, размышляя над этим.
А еще он почему-то начал подозревать, что повоевать все же придется. Если бы конфликт был пустяковым, никто бы не стал из захудалой Ании гнать в такую даль больше двадцати тысяч солдат.
В Тарибели происходит что-то необычное.
* * *
Пробуждение вышло резким. Визгливый, дергающийся голос, по громкости не уступающий брачной песне кашалота, чуть ли не в ухо проорал:
– Подъем! Все подъем! И ротам подъем! Поднимайте роты! Бегом, дармоеды!!!
Тим, вскочив, спросонья чуть не завалил навес, под которым спал между Апом и Рубакой. В предрассветном сумраке различил источник шума – плюгавенький толстячок в алом кафтане, брызгая слюной, настойчиво требовал немедленно всем подняться.
Первое желание Тима было вполне естественным – подойти к этому недомерку и с хорошего замаха вбить ребро ладони в разинутый рот, с наслаждением прочувствовав, как зубы, освобождаясь из тисков десен, с треском влетают в визгливую глотку. Увы, здесь не Эгона, где все просто и понятно и где первое желание обычно самое правильное. Если кто-то рискнул орать посреди спящего лагеря, он или самоубийца, или имеет на это право. Судя по яркому кафтану, скорее всего последнее – слишком дорогая одежда для простого самоубийцы.
Фол, выскочив из палатки, подтвердил неприятное предположение Тима:
– Господин ценатер, один миг – и все будет исполнено! Глипи! Маста! Торк! Бегом поднять роты и выстроить всех!
Тим понял, что наблюдает большое начальство – явился командир нерегулярщиков. В лагере ценатер Хфорц сидеть не любил – целыми днями пропадал в городе. По словам Глипи, он там постоянно стоял в очередях на самых толстых шлюх – ввиду наплыва солдатни столичные бордели не успевали обслуживать всех страждущих вояк. Причем другие офицеры, понаглее, часто проходили перед ним, не считаясь с его правом первоочередника и вообще никак с ним не считаясь. Постоянное унижение приводило его в бешенство, которое он вымещал на своих подчиненных, так как духу вызвать обидчиков на бой у него не хватало. Да и какой из него вояка – каплун в панталонах.
Неужели его опять обидели и он ни свет ни заря решил сорвать свою злость на солдатах?
Ценатер, не дожидаясь, когда соберутся все роты, начал изрекать уже более конкретные фразы:
– Бегом собирайте свои лохмотья – и марш к гавани! Там, у причала, вас ждет корабль! Хватит вам княжеский хлеб впустую жрать – пора его отрабатывать! И не пеняйте на то, что у нас некомплект – работать придется, будто у нас полный состав! Все, дармоеды, закончился ваш отдых – мы отплываем к берегам Империи!
Сеул пробился из низов. Сыну мелкого лавочника сделать карьеру непросто, а уж получить дворянство, пусть даже и негербовое, и вовсе немыслимо. Но он получил. И получил честно – не предавал, не расталкивал локтями товарищей по пути в гору, не вылизывал начальству зады и не подставлял свой. Он просто выполнял свою работу. И выполнял ее так, что его частенько замечали те, кто это мог оценить. Бывали у него, конечно, и падения, но взлетов случалось все же побольше.
И бывали в его работе случаи, когда жизнь висела на тончайшей нити. Однажды нож подосланного убийцы скользнул по горлу, но даже кожи не поцарапал – спас хитрый воротничок со вшитой стальной полоской. Стилет мелкого торговца итисом, которого Сеул хотел задержать просто как свидетеля, сломался, ударив в ребро. Ребро тоже сломалось, но рана оказалась пустяковой, хотя негодяй явно метил в сердце. В Сеула стреляли из арбалетов и луков, его пытались удушить удавкой, недавно он попал под магический удар и обстрел из пороховых трубок, а однажды под ним даже лошадь ухитрились убить. Везение было на его стороне – ни разу не получил серьезного увечья. Ну, если откровенно, то причина – не только везение: дознаватель умел за себя постоять. Регулярно брал уроки фехтования, меняя мастеров для постижения секретов разных школ, выучился отлично носиться верхом и управлять экипажем, у старых сыщиков узнавал секреты предугадывания поступков человека по едва заметным жестам, движениям, взглядам.
Поступков человека, перед которым Сеул сейчас сидел, он предугадать не мог. Вообще не мог – даже приблизительно. Живая скала, абсолютно непроницаемая. Его можно смело использовать вместо надгробия – никто и не заподозрит, что это живой человек.
Когда дознаватель спустился в селение, его встретила четверка невероятно угрюмых горцев, вооруженных от мизинцев на ногах до верхушек высоких шапок. Их намерения угадать мог даже дурак – они неистово мечтали убить Сеула особо злодейским способом. Мучительным способом. Кроваво-зрелищным. Так как человека нельзя убить дважды, такие ребята ухитряются из одного раза сделать спектакль, достойный десятка смертей. Но лишь полный дурак не понял бы, что убивать дознавателя не будут – что-то им мешало в осуществлении их желаний.
Непроницаемый человек, встретивший Сеула на пороге низкого домика с плоской крышей, кивнул горцам, и те, сохраняя мрачный вид, остановились, пропуская «столичного гостя» вперед. В дом они не вошли.
Опытный Одон, инструктируя Сеула перед походом в селение, предупредил, что в домах горцев можно делать что угодно, за единственным исключением: нельзя притрагиваться к еде или питью. Но если хозяин предложит сам, отказываться нельзя ни в коем случае. Это не вежливость – это жизненно важная вещь. Если ты попробовал то, что тебе предложили, ты становишься полноправным гостем. А гостя нельзя резать ни в доме, ни на территории селения. Хочешь его зарезать – тащи за околицу. А ведь за околицей дожидаются егеря, и они негативно отнесутся к такому делу. Так что Сеул поневоле стал испытывать чувства голода и жажды, ожидая, когда же ему предложат пожрать и попить.
Но хозяин не предлагал.
Да и хозяин ли? Не слишком этот человек похож на горца. Горцы ведь по внешней и внутренней сути шакалы или волки. Налететь, укусить, отскочить. Загрызть слабого – или толпой сделать это с сильным. Не уважать никого и ничего, кроме правил стаи и вожака. Их образ жизни отражается у них в глазах: взгляни в них – и увидишь агрессивный мрак.
Этот человек был одет как горец. Выглядел как горец. Но в глазах его было два бездонных черных омута – ничего не прочитать. И держался он неправильно. Хотя Сеул с горцами близко знаком не был, но наблюдательность подсказывала – нормальные горцы так не держатся. Они постоянно тянутся к поясу, постукивают пальцами по рукояткам кинжалов, смотрят исподлобья, чуть повернув голову. И постоянно жуют какую-то дрянь, сплевывая жмых под ноги. И несмываемая печать какой-то подавленной униженности в сочетании с готовностью принять в любой миг самый жестокий удар судьбы, маскируемая агрессивной гордостью, временами доходящей до абсурда.
