― Припахать? ― удивился Степан. ― Ну наверное. А заодно дать тебе возможность попасть в контрразведку совершенно легально, чтобы тебе от ворот поворот не указали. У тебя же вопросы к ним есть, так? А так будешь официальным сопровождающим. А с тобой отправлю еще «воронок» и двух бойцов своих.
― Ох… спасибо в таком случае. Это и вправду подарок.
Контрразведка тем и отличается, что имеет полное право, а что самое худшее ― еще и привычку плевать на все сыскные поручения, равно как и другие документы. А вот если я доставлю пленного, то поговорить со мной придется.
― Во, теперь спасибо сказал. Так бы и сразу. В пять часов приходи в околоток, познакомлю тебя с конвоем. И пригляди за ними, у меня с вампирами раньше никто дела не имел, так что… сам понимаешь.
― Понял, буду!
Битюгов вышел, топая сапогами пятидесятого размера. У крыльца его ждал «виллис» с неизменным его водителем и помощником ― Серегой Зайцевым, с которым я хорошо знаком был. Я вернулся в дом, поставил чайник на плиту.
Маша спала в моей спальне тихо, как мышка. А я пока в горницу переселился. С утра в доме было зябко, пол холодил босые ноги. Я сунул их в войлочные тапки, какие привозили из степных государств с юго-востока и которые пользовались в наших краях большой популярностью. Накинул рубашку на плечи.
Так. Если завтра в поход, то сегодня надо собраться до самой последней детали. А в нашем случае ― взять почти весь мой наличный арсенал, благо машина увезти его позволяет, а вот кто нам в дороге встретится ― это уже неизвестно. Даже лич вон прорезался.
А лич ― это не вампир, даже древний, лич ― это обер-вампир. Если вампир обычный пьет кровь, то лич пьет силу и жизнь. Если вампир владеет магией простейшей, лишь той, что «по праву крови» дается ему, умеет глаза отвести, немного зачаровать, то лич всегда получается из колдуна. Причем обычно из великого колдуна ― могучего, умышленно ставшего нежитью. И силы его удесятеряются, наверное, когда он переходит в это состояние, превращаясь в нежить. Личу становятся открыты те планы бытия, которые недоступны даже самому сильному некроманту. Он черпает мощь из многих колодцев, и всюду она ему равно доступна.
Тех личей, что упомянуты в моих книгах, можно посчитать на пальцах. Каждому посвящена если не книга, то добрый десяток глав. Я подсчитал ― восемь. Этот самый Ашмаи получается девятым. И это за весь период письменной истории Великоречья. И каждому из них книги приписывают деяния столь жуткие и при этом столь великие, что волосы шевелятся, когда представляю, что мы одного такого поискать намерены. Хотя кое-какие идеи есть, не стану пока их излагать, чтобы не утомлять. Но в принципе эта затея меня пугает. Я вообще-то не за ним собрался, а за Пантелеем. Хотя… посмотрим, что со всего этого нам обломится.
А еще у меня появилась помощница. Хорошая такая молодая колдунья, которая через недельку оклемается и вновь начнет управлять Силой. Или через пару недель. А у меня пока помощников не было ― вечно один работал. Пора обзаводиться. Хотя бы на одну работу покуда. Васька-то за пределы городских стен если только в Тверь ездит, и то в каюте первого класса на «Ласточке», что купцу первой гильдии Германскому принадлежит. Куда в поля-болота ― он ни в жисть не соберется: комфорт любит. А кто его не любит? Не всем просто удается в нем жить. Ваське вот удается. Завидую.
Затем мне, по цепочке ассоциаций, вспомнилась Лари, полудемонесса, что с Васькой живет. Вспомнилась, и я сомлел. Магия магией, но все же… Эх…
Кто-то опять постучался в дверь. Я с чашкой чаю в руках подошел к окошку, выглянул. Оба-на! А это как это? Так не бывает. На крыльце стояла та самая Лари, о которой я как раз и размышлял. Непонятно. Не на ауру же моих грешных мыслей она явилась? Придется открывать.
Я открыл дверь. Она отстранила меня с дороги плавным движением руки, блеснув ярким лаком на длинных белых пальцах, подхватила с пола небольшой рюкзачок из кожи тритона и вошла в дом, топая невысокими каблучками высоких сапог по половицам. Поставила рюкзачок на пол возле вешалки, подошла к зеркалу, посмотрелась в него. Убедилась, что совершенство не нарушено, поправила рукой рыжую прядь, выбившуюся из-под намотанного на голову подобия небольшого черного тюрбана. Но под тюрбан ее не убрала ― наверное, эта легкая небрежность была задумана изначально.
Одета она была, с одной стороны, скромно, но с такой тщательно выверенной скромностью, что появляются мысли о глубокой внутренней порочности. На ногах у нее были сапоги до колен, напоминающие кавалерийские. Голенища из дорогой кожи обтягивали икры, демонстрировали щиколотки и колени. На ней были кавалерийские же лосины из незнакомой мне ткани, идеально обтягивающие бедра той самой формы, которая все время вызывает в памяти слово «совершенство». Не хуже обтягивали они и идеальный полусферический зад, который, впрочем, был скромно почти прикрыт свободной курткой из кожи все того же тритона, из которого сработан ее рюкзак.
Куртка была распахнута, Лари уперлась руками в бока, подчеркнув тонкость талии и заодно обтянув тончайшей шерстью черного свитера высокую грудь. Черный тюрбан из тонкой многослойной ткани охватывал ее лоб, прятал рожки, проходил под подбородком, и бледное лицо с яркими губами и глазами выделялось на его фоне как портрет, с любовью выписанный лучшим живописцем. В общем, требуемый эффект достигался сразу ― если ты и хотел что-то вякнуть против столь бесцеремонного вторжения, то слова у тебя прямо в глотке застревали.
― Даме предложат сесть? ― спросила она наконец. ― И нальют чаю?
Я спохватился, отвел глаза. До того как она вывела меня из состояния ступора, я просто ее разглядывал с ног до головы.
― Да, разумеется. Присаживайся!
С этими словами я отодвинул от низкого стола одно из своих простеньких кресел и сделал приглашающий жест. Она уселась в него, закинув одну длинную ногу на другую, затем напомнила:
― И чаю! А то я даже не завтракала сегодня ― так быстро убежала.
― Убежала? ― удивился я.
― Нет, не убежала, разумеется. «Убежала» ― это гипербола, преувеличение, если угодно. Я просто ушла от Василия, ― улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, проговорила она.
У меня в голове облаком заклубились некие образы весьма эротического содержания, исходящие из того, что полудемонесса уже не является подружкой моего приятеля-некроманта. Образы возникли сами, безо всякого участия с моей стороны, поэтому я укоризненно посмотрел на Лари. Она ослепительно улыбнулась, сверкнув идеально ровными белыми зубами с двумя весьма заметными клыками.
― Прекрасная и восхитительная Лари! ― вычурно и неискренне обратился я ней.
