Злоба была столь сильна, что ноздри раздулись, а десница сама собой сделала замах. Подобной силы приступы агрессивности охватывали его раньше лишь в тех случаях, когда приходилось накладывать заклятья на собственный мозг. Однако привычка держать себя в ежовых рукавицах сработала и на этот раз: рука опустилась.
— Значит, помочь вам я не сумел.
Вера протянула ему Кокошник. И вдруг застыла на мгновение, не сводя широко распахнутых глаз с его лица.
— Постойте! Кое-что я вспомнила. — Она положила Кокошник на тахту, простерла в сторону Света руки, забормотала что-то.
И Свет почувствовал, как исчезает в нем агрессивность, как душа избавляется от злобы и наполняется умиротворением. Словно он только что провел длительный бой с Гостомыслом Хакенбергом. Или сумел наконец сочинить переход к концовке истории о Кристе.
— Значит, вы в самом деле волшебница?
— По-видимому, да. Ведь, как я понимаю, мне удалось на вас подействовать. Вам стало легче, не так ли?
— Да, конечно… Спасибо!
Она победно улыбнулась.
— Но вы очень странная волшебница. Наши колдуньи не улыбаются. И колдуны — тоже. Кроме разве что пестунов в школах…
Она пожала раменами:
— Не представляю себе, как человек может жить без улыбки!
— Подождите-ка! — Свет вдруг вспомнил, что происходило с ним в трансе. — Я заглянул в вашу память. Очень странная история. Похоже, вы подверглись групповому изнасилованию.
— Я?! — Она была поражена. — Но тогда я должна была бы попросту умереть! А я жива…
— Да, — согласился Свет. — Вы живы. Должно быть, эта сцена привнесена в вашу память кем-то со стороны… Вы совершенно ничего не вспомнили?
— О своей судьбе ничего. — Она растерянно развела руками. — Я старалась…
Ее растерянность вдруг тронула сердце Света. И чтобы утешить ее, он сказал:
— Ну ничего… Вспомните в другой раз. А пока я думаю, вам вполне можно будет сегодня перед ужином прогуляться по набережной. Считайте, я вас пригласил.
* * *
Всю шестерницу Репня ломал голову над новой проблемой.
К счастью, за прошедшие дни он уже втянулся в работу, и выполнение обязанностей не требовало какого-то особенного внимания. Он по привычке задавал вопросы, по привычке осматривал паломников, по привычке проверял их ауры и выписывал справки. Все шло, как вчера. Единственным отличием стало то, что сегодня он был идеальным врачом: прелести хорошеньких паломниц совершенно не пробуждали в нем духа Перуна.
И даже Вера не занимала в его мыслях того места, на котором, аки на пьедестале, покоилась вчера. Сегодня этот пьедестал захватила старая ведьма.
Репня не знал, что произошло ночью между ним и колдуньей, но подозревать следовало самое ужасное. Именно этого требовал инстинкт самосохранения. И именно поэтому Репня целый день ломал голову над способом устранения старой ведьмы.
Строго говоря, таких способов было четыре.
Во-первых, ведьму можно было подкупить. Денег он бы нашел. Жаль только, подкуп в такой ситуации ввек не станет выходом окончательным. После него появляется слишком большая вероятность сделаться жертвой шантажа.
Во-вторых, старую ведьму можно было убить. Оружие достать не проблема: подойдет даже должным образом наточенный кухонный нож. Жаль только, что это будет не убийство, а самоубийство — простой человек ввек не справится с волшебником. С волшебником не справятся даже множество простых людей — буде у них не объявится в соратниках другой волшебник.
И потому — в-третьих, — старую ведьму можно убрать, купив соответствующие соратнические услуги другого волшебника. Жаль только, нет времени искать такого колдуна. А если бы и нашел… Чтобы купить подобные услуги, не хватит никаких денег: содействие в убийстве — слишком опасная для любого волшебника затея. Колдовская Дружина, как известно, за подобные преступления сажает на стул перед Контрольной комиссией.
Остается в-четвертых — посадить перед Контрольной комиссией саму ведьму. Для этого не требуется больших затрат — ни времени, ни денег. Надо лишь несколько минут на то, чтобы написать извет, и несколько копеек на то, чтобы купить конверт с маркой княжеской почты. А можно услугами почты и не пользоваться — отнести извет к резиденции Кудесника да бросить в ящик для его личной корреспонденции. И никаких проблем. Извет даже подписывать не обязательно: корпоративные законы внутри Колдовской Дружины несколько отличаются от Великокняжеского уголовного уложения. В светском праве анонимные изветы не рассматриваются, в колдовском же — запросто.
Да, все очень просто, вот только есть одна заковыка, и Репня — как и большинство обычных граждан Словении — о ней знал. Если извет окажется ложным, у Кудесника имеются возможности отыскать анонима, после чего лгун понесет наказание по светскому праву — через суд — за клевету. И хотя Репне, разумеется, обвинение в клевете не грозит (а потому и искать его вряд ли будут), но само существование возможности найти анонима удерживало его от решающего шага. Каким бы ни было заклятье, наложенное Ясной, привлекать к себе внимание высокопоставленных волшебников опасно. Вот над этой проблемой — извещать Кудесника или не извещать — и бился Репня целый день шестерницы.
На его задумчивость обратил внимание даже Вадим Конопля, в связи с громадным наплывом паломников привлеченный с сегодняшнего дня к дежурству во Временной медицинской комиссии. Когда они отправились трапезничать, Конопля поинтересовался, что случилось с другом. Почему это Репня не реагирует на шутки и не слышит вопросов, задаваемых громким, хорошо поставленным голосом? Пришлось отбрехаться неожиданными сложностями в любви: Конопля тоже был неженат и потому прекрасно понимал любого холостяка. Тем более, что фактически такой ответ представлял собой самую настоящую правду. Вадим сделал еще пару попыток развеселить друга, но потом отстал.
В конце концов, Репня решил подождать до первицы. А там уже и решить, буде не случится ничего неожиданного.
Однако Мокошь распорядилась иначе.
По окончании дежурства Вадим предложил развлечься в каком-нибудь из кабаков. Но у Репни сегодня не было ни малейшего желания веселиться. Он собирался отправиться домой и завалиться спать, о чем напрямик и объявил. Конопля понимающе кивнул. Приятели пожали друг другу десницы, на чем и расстались до завтрашнего дня.
А придя к себе, Репня обнаружил в почтовом ящике простой бумажный конверт — ни марки, ни адресов. В конверте лежал простой лист бумаги, на котором было начертано:
«Сударь! Особа, услугами которой вы пытались воспользоваться вчерашней ночью, желает уведомить вас о следующем:
