– Давай лечиться, герой.
– С этого следовало начать, – пробурчал мечник, – будь ты воином, я уже наказал бы тебя за пренебрежение долгом.
– ... Ты в порядке?
Мастиф сначала не понял. Потом не поверил. Иляс должен был сгореть в разразившемся на поверхности огненном шторме.
– Двигатель сработал, Мастиф, – сообщил медик. Кажется, он постукивал зубами, видимо, сам только-только понял, что остался жив. – Мы провалились в подпространство. Мы все – и штатские, кого не успели эвакуировать, и кажется, город тоже... Как ты?
Ответить полковник, разумеется, не мог, поскольку отвечать было нечем. Аморфная масса, в которую превратилось его тело, медленно начала двигаться вверх. Иляс, конечно, знал, что с командиром все в порядке. Случись неладное, он почувствовал бы это. На то и нужен. Поэтому, выждав немного и убедившись, что ответа не будет, медик продолжил доклад. Если, конечно, можно его сумбурный лепет назвать докладом:
– Пока еще никто не понял, что произошло. Все просто радуются. Насчет подпространства я ляпнул сгоряча, где мы на самом деле, я не представляю, но ничего общего с обычной физикой это место не имеет. Да, Мастиф, здесь энергопотоки невероятной интенсивности и насыщенности. Ты понимаешь, что это значит, командир? Магия! Золотая жила!...
* * *
Безымянный обошел двор. Поднялся на стену, огляделся по сторонам. Перепрыгивая через ступеньки, легко сбежал вниз и тоже направился в башню. У входа столкнулся с возвращающимся от колодца Артуром.
Почти столкнулся.
Храмовник, привыкший к тому, что ему уступают дорогу, едва успел развернуться, пропуская вдруг обнаглевшего музыканта.
– Лошадей приведи! – бросил Безымянный, проходя мимо. – Там чисто? – Он кивнул в полутьму башни.
– Пыльно, – с легким изумлением ответил Артур.
– Я спрашиваю, там опасно или нет? – нетерпеливо объяснил музыкант.
Артур пожал плечами и вышел.
Обнаружив брата сидящим на грязной земле, недовольно проворчал:
– Опять измажешься. Ты как?
– Да ничего, – Альберт повозился, устраиваясь поудобнее, – поспать бы.
– Пойдем. – Оборотень прислушивался к ощущениям. Чувство магии постепенно возвращалось. Или магия возвращалась. Жизнь потихоньку обретала краски. Во всяком случае, он уже мог посмотреть вокруг. Очень яркое, алое с синевой – это Ирма. Слабо мерцающая радужная мешанина вокруг – следы уже погасших заклинаний. Едва заметное зеленоватое свечение собственных ладоней... да, своя сила никуда не делась, просто пользоваться ею не получалось. А сейчас получается. Потихоньку.
Смотреть на Артура не хотелось. Вчерашнего хватило. Но Варг все же кинул на рыцаря мимолетный взгляд.
Лучше бы не смотрел.
Широкой полосы света с небес, вроде той, что была ночью, он, правда, не узрел. Зато разглядел над головой храмовника неяркое, золотистое свечение.
– Трехрогий Аю! – ругнулся Варг. – Ты святой, что ли?
– Сам такой, – отрезал рыцарь, помогая брату подняться с земли. – Сходи за лошадьми, если оклемался.
– Понял, – кивнул Варг. – А чего светишься?
Артур закатил глаза и ответом не удостоил.
* * *
Ирма не умела долго держать заклинания. Поэтому, пробежавшись по кнопкам мэджик-бука, она привычно предупредила:
– Сейчас будет больно.
– Да уж знаю, – кивнул Карнай.
Комплекс «хилинг» был самым сложным из всего, что Ирма узнала от Варга. «Анестетики», «сплинты», «клозапы», «скиноверы», «антидоты» и, собственно, «хилинги», каждого больше чем по десятку вариантов, – их сочетания между собой, порядок и последовательность каждый маг определял для себя сам. Удерживать их одновременно не было никакой возможности. Этого и Варг не умел, и, наверное, вообще никто. Попадались иногда мэджик-диски, содержащие сразу весь набор заклятий, но они, во-первых, слишком дорого стоили, во-вторых, с собой все равно ни одного не было.
Обычно, когда требовалось кого-то излечить, Варг призывал на помощь элементалей земли и воды, однако сейчас приходилось справляться самой.
Ирма, закусив губу, плела сложную паутину «хилинга». Карнай терпеливо ждал. Заклинания же, обычно по мере использования исчезающие со страниц книги, оставались гореть каждое в своем окошке. Мэджик-бук ровно гудел. Ирма прислушалась к своим ощущениям: нет, она не перенапрягалась. Значит, работает жемчужина. Значит, сил действительно стало больше, в сто раз или не в сто, но ощутимо.
Царапины и ссадины затянулись на глазах. Кровь смыть – и будет Карнай как новенький. Мечник шевельнул рукой. Глубоко вздохнул.
– Все цело, – сообщил он с несвойственным ему изумлением.
– Я вижу. – Ирма сняла паутину. Погладила жемчужину. – Работает... Зря я на малыша ругалась.
– Ты часто ругаешься зря. – Карнай встал, с удовольствием поводя плечами. – На какого малыша?
– На Альберта.
– Малыш?
– Ну сколько ему лет? – Ирма тоже поднялась, захлопнула мэджик-бук. – Пятнадцать? Даже, наверное, меньше. Как его еще называть?
– По имени.
– Да ну.
– Имя есть имя. – Карнай подошел к змею, провел ладонью по мелким-мелким блестящим чешуйкам. – Я слышал сказки, будто золотого змея не берет никакое оружие.
– А я слышала, из его чешуи можно доспех сделать. – Ирма погладила сияющий бок чудовища. – В Грачах, говорят, даже это умеют.
– Врут, – резонно заметил Карнай. – Если золотой змей – один на всю Единую Землю, в Грачах не могли научиться делать из него доспехи. Скажи мне лучше, что случилось с Безымянным? Он словно бы не в себе.
– А он и есть не в себе, – хмыкнула ведьма. – Забыл, что профессор говорил? Он сейчас Зако, а тело – Безымянного. Зако, понятно, хайдук и герой. А Безымянный кто?
– Музыкант... А вон и Варг с лошадьми. Мы остаемся на дневку?
– Думаю, на ночевку. Надо посмотреть, что тут есть, – Ирма пошла к донжону, – зря, что ли, ехали?
* * *
Внутри башни было пыльно, темновато и неожиданно просторно. Солнечные лучи, проходя сквозь узкие окна под самым потолком, стрелами рассекали пыльную полутьму. Казалось, их можно потрогать руками. А там, где не было света, царила тьма. Тоже очень плотная, густая. Зайди в тень, сделай несколько шагов и не выйдешь уже.
– Осторожней, – предупредил Артур, когда Ирма слишком близко подошла к одному из темных уголков, – провалитесь.
– Куда? – поинтересовалась ведьма.
– Туда.
Варг вошел и остановился в дверях, оглядываясь.
– Красиво. Артур, я твой вьюк принес. Надо Альберта как следует уложить.
– Нечего меня укладывать, – независимо заявил юноша, – я и сам могу.
