— Ясно, — Карл потер переносицу и, подперев руками подбородок, проникновенно так произнес. — Коннован, солнце ты мое незакатное, окажи любезность, послушай старика, потом помечтаешь.
— Извини.
— Извини… потом извиняться станешь, если выживешь, конечно.
Мне кажется, или в его голосе действительно прозвучало сожаление? Наверное, кажется, Карл и эмоции — вещи не совместимые. Карл, эмоции и я…
— А теперь давай серьезно. Из плюсов — основные линии изначально размещали под землей, на прямое попадание ядерной бомбы, конечно, не рассчитаны, но обычную бомбардировку выдержат. Из минусов — все транспортные и энергетические линии придется прокладывать заново, а на это уйдет недели две-три. Причем недели будут жаркие, потому как кандагарцы — далеко не идиоты, понимают, что стоит нам упрятать производство под землю и черта с два нас оттуда выкуришь, поэтому ближайшая задача — удержать ущелье, понятно?
Понятно, куда уж понятнее. Удержать ущелье.
— Если не передумала умирать, — добавляет Карл, — то, полагаю, подходящий случай подвернется. Хотя, конечно, мне будет тебя не хватать.
— Правда? — услышать подобное от Карл было несколько неожиданно.
— Правда. Привык, знаешь ли за столько-то лет.
Привык… почти комплемент.
— Коннован, все-таки ты постарайся особо не нарываться, хорошо?
— Хорошо.
Не нарываться… но темнота ждет, в ней спокойно, а мне так нужен покой. Впрочем, я ведь слово дала.
Узкая песчаная дорога, зажатая между каменными стенами и расчерченная окопами. Пара пулеметов, две сотни бойцов, вера в скорое подкрепление и слабая надежда на артиллерию, которая больше долбит стены, чем противника. Однажды нас вообще едва не засыпало, ну да лучше так, чем вообще без прикрытия.
Когда вокруг стреляют, начинаешь относиться к жизни как-то иначе, и мысли о самоубийстве кажутся не то, чтобы глупыми, но какими-то неуместными. Да и времени на них почти не оставалось, времени вообще ни на что не оставалось, уже и не помню, когда я в последний раз нормально спала, чтобы не двадцать-тридцать минут в перерыве между атаками, а хотя бы часа два. Или еда… нормальная горячая еда, а не чертовы консервы вприкуску с черствым хлебом.
Людям тяжелее, они здесь уже давно, устали и даже на артобстрелы не реагируют. В глазах — обреченность и тоска, они не верят, что это когда-нибудь закончится, и постепенно их настроение передается и мне. И не только мне — из да-ори на передовой еще Кельм и Брик — так эти двое ставки делают на то, как долго еще вытянут. Кельм рассчитывает на месяц, Брик более пессимистичен — две недели, одна из которых уже прошла. Мне дают три дня.
Белой звездой вспыхнула сигнальная ракета и я, запихав недоеденный бутерброд за щеку, скатилась на дно окопа. Белый цвет — сигнал артиллеристам, ну сейчас начнется… а говорили, будто их батареи выбили. Черта с два имперцев выбьешь. И границы нет, раньше хоть как-то сдерживала.
Хреново работаете, товарищ Хранитель.
Знакомый протяжный свист, зажимаю уши руками, но все равно глохну. Сверху накатывает волной песка, потом еще одной и еще… снаряды идут плотно. Наши вроде бы отвечают, но как-то вяло.
Зеленая ракета. Ну, веселье начинается, вытряхиваю песок из волос и подбираюсь поближе к пулемету. Хороший мой, теперь если кому и верить, то только ему. За все дни ни разу не подвел. Цинки с патронами тут же, ох и повеселимся…
Мощный посыл связи на миг выключает цвета, заставляя вытряхивать из ушей несуществующие пробки.
— Что?
Одновременно разворачиваю пулемет, который взрывной волной чуть сдвинуло в сторону — жутко неудобно. А никто из людей не делает попытки помочь.
— Конни, продержитесь час-полтора. Техвзрывчатку используй.
Карл исчезает прежде, чем успеваю ответить.
Полтора часа… Мы уже вторую неделю периметр держим, так что полтора часа — это не так и много. С другой стороны, если Карл просит, значит… значит Имперцы приготовили неприятный сюрприз.
Например, танки.
И протащили же! Не тупые болванки снарядов, в которых портится нечему, а этих монстров. Черная громада с торжествующим ревом выкатывает из темноты… за ней еще одна и еще… пока нас разделяет метров пятьсот, но даже с этого расстояния кандагарские звери выглядят внушительно. Низкие, приземистые, похожие на закованных в броню черепах, они движутся неспешно, точно знают, что противопоставить нам нечего.
Я видела танки на фотографиях, и на кадрах видеохроник, но чтобы живьем… лязг, грохот, земля ощутимо подрагивает, а ожившие куски железной скалы неотвратимо приближаются.
Твою мать!
Рация скрежещет. На сей раз Брик с закономерным вопросом что делать. А я откуда знаю, что? У меня из оружия — один пулемет! И десяток полос пластвзрывчатки… Технической. Карл сказал…
Карл ничего толком не сказал. Как ее использовать?
Обыкновенно. Размять. Скатать шар, сунуть капсюль, так, чтобы не совсем утонул. И куда-нибудь… куда? Черепахи приближаются. Шкура расшита пластинами брони, но гусеницы уязвимы, и пузыри топливных баков. И днище тоже.
— Подпускай поближе и взрывчаткой.
— Идиотский план, — ответил Брик, отключаясь. Ну какой уж есть, артиллеристов звать, так они скорее наши собственные окопы заровняют, чем в танки попадут.
Головная машина, замерев на месте, плюнула огнем. Снаряд разорвался где-то сзади, но все равно несколько неприятных мгновений я испытала. Подобраться бы к этим монстрам поближе…
А собственно говоря, что мне мешает? То же самоубийство, только, как и просил Карл, с пользой для общества. В запасе у меня пару минут. Танки движутся медленно, это плюс, но за ними пехота — это минус. Значит…
Две минуты плотного огня, патроны не жалею — если план удастся, имперцы отступят, если не удастся — мне будет все равно, сколько цинков осталось. Люди отходят, не дожидаясь приказа, похоже на бегство, но разбираться некогда… потом, если выживу.
А головная машина уже совсем близко, черный ствол нагло торчат вперед, широкие гусеницы вминают землю, а толстые полосы брони кажутся складками кожи на теле дивного зверя.
Примитив. Зато надежный. Тонкие штуки граница вырубит, а этого монстра… этого монстра вырублю я. Или наоборот.
Глубоко вдохнуть — самолепные гранаты на поясе, капсюли в кармане. Главное, самой не подорваться, очень уж дурацкая смерть выйдет. И… вперед.
Быстро. Ни о чем не думая. Упасть на землю — разгоряченное воняющее краской и железом брюхо проползает над головой — они меня даже не заметили. Дышать невозможно, а рев мотора сводит с ума, заставляя всем телом вжиматься в каменистую землю. Досчитать до трех и… бляшка пластита прикипает к брюху. Давлю пальцами капсюль. Теперь бы самой успеть до взрыва…
