— Эта башня — осадной инструмент. Она существует для того, чтобы разбивать стены между Планами.
— Разбивать стены между Планами? Но как?
— Башня устанавливается на Плане. Когда подъемный мост ее открывается, появляется разрыв во Вселенной. Через эту башню из одного Плана в другой могут пройти легионы. Когда план послужит целям энтропии, башня будет установлена в другом месте.
— А что случилось с легионами, использовавшими башню?
— Их уничтожила энтропия.
— А что случилась с Планами, на которых побывала осадная башня?
— Их уничтожила энтропия.
— Но если осадная башня может путешествовать между Планами, почему ты остаешься здесь?
— Башня, попав в город, оказалась в ловушке. Город — это Клеть, которую невозможно пробить. Некогда башня осаждала Планы. Как я оказался здесь, неизвестно. Как я могу выбраться, неизвестно.
— Зачем ты куешь оружие?
— Железо моего тела раньше было небольшими проявлениями боли. Мечи. Копья. Топоры. Наконечники стрел. Ярда для катапульт. Из этих орудий войны был создан я. Эти небольшие проявления боли сплавили воедино и образовали они мое тело. Моему потенциалу дозволено было проявиться. Теперь моя цель состоит в том, чтобы проявлять потенциал иного металла.
— Ты сказал, что некто сплавил оружие и выковал твое тело. Кто это был?
— Энтропия создала меня на полях сражений Планов.
— Слышал ли ты о ночной ведьме по имени Равел?
— Ночная ведьма хотела расколоть город. Ее величайшие труды были направлены на уничтожение. Она шла по пути энтропии.
— Ты знаешь, что с ней произошло?
— Порядок заковал ее в цепи. Ее поместили в клеть.
— Знаешь ли ты, где эта клеть?
— Тюрьма ее неведома мне.
Как я позже узнал, некоторые древние письмена называли голема «закаленным металлом». Я принял от него меч — оружие, которое, по его утверждению, способно убить меня. Выглядело оно достаточно отвратительно и по форме напоминало символ пытки, подобный тому, что находился на моей левой руке. Черные жилы расходились по поверхности металла, а был меч столь туп, что, наверное, не мог разрезать и нагретое масло. Но он был на удивление теплым.
Завершив свою беседу с големом, мы покинули башню.
Мы двинулись в следующий район города, известный как Верхний или Район Клерков. По направлению к нам шла женщина в сопровождении члена Гармониума, и вел он себя так, будто являлся ее личным телохранителем.
Она была уже в возрасте и поглядывала на нас свысока и явно куда- то спешила. Заметив, что я сделал шаг в ее направлении, она наградила меня взглядом, полным неудовольствия, и поджала губы. Несмотря на столь явный намек, я упрямо решил завязать разговор.
Женщина коротко кивнула, и ледяным тоном спросила.
— Да? Что? И следи за своим языком, ибо я — Усердие, Четвертый Магистрат Района.
Интересно, жители Сигила изменяли имена сообразно своим профессиям, или это имя определяло их дальнейший жизненный путь?
— Что- то не так с моей внешностью?
— Еще бы! Если пройдет Закон о Подобающих Одеяниях, людям твоего сорта воспретят разгуливать вот так, полуодетыми и грязными, как ты сейчас...— Я мог бы обидеться, подтвердив тем самым ее мнение обо мне. Но я решил показать себя с более дипломатичной стороны.
— Прошу прощения, но я достаточно чист, и... не хочу показаться невежливым, мадам... некоторые народы нашли бы ваш наряд вызывающим.
Она скептически оглядела меня и кивнула.
— Ваше мнение мне понятно... сир. И все же вы не можете отрицать, что выглядите весьма неопрятно.
— Моя внешность — лишь следствие моего окружения, мадам, и тяжкой жизни. Не стоит винить меня в этом.
— О, еще как стоит! Легче всего сослаться на тяжкую жизнь и окружение вместо того, чтобы искать причину в себе самом! Ваши манеры говорят о хорошем образовании, сир, и все же вы предпочитаете вести жизнь, полную странствий и бессмысленного насилия. Почему бы не осесть в Сигиле, стать честным горожанином вместо того, чтобы оставаться уличным кочевником с руками, окрашенными кровью?
— К сожалению, выбор был сделан за меня, уверяю вас.
— О? Неужели? — Ледяной тон ее сменился любопытством.
Губы мои растянулись в улыбке. Времени у меня было достаточно. Я поведал ей свою историю... по крайней мере то, что знал сам. Под конец Усердие выглядела пораженной.
— Это... действительно шокирующая история, сир!
— Если бы просто история, мадам. Это — моя жизнь, и шрамы мои подтверждают ее... как вы наверняка успели заметить, как только меня увидели.
— Да, да... именно так. — Она смущенно улыбнулась. А я уже гадал, способна ли она вообще улыбаться. — Желаю удачи, сир, в ваших начинаниях. Да обретете вы себя вновь!
Она заметила, что время, которое я у нее отнял, значительно превосходит все мыслимые пределы в ее напряженном графике, потому быстро ушла, оставив прочие вопросы без ответов.
Я направился к бару под открытым небом, потолкался среди посетителей у стойки.
Я решил завязать разговор с молодой женщиной в богатых одеяниях, которая наслаждалась свежим воздухом и напитком. Глаза ее слегка расширились, когда она посмотрела на меня. Женщина напряженно улыбнулась.
— А... приветствую вас...— Внезапно взгляд ее упал на Морти. — Ой! Какой хорошенький маленький мимир!
Я решил ради разнообразия сам подшутить над Морти, благо обычно выходило все наоборот.
— Вы находите? Он любит, когда ему чешут верх его черепушки!
— Правда? — Она продолжала улыбаться, но взгляд стал подозрительным. — Да вы шутите, сир! Он ведь просто мимир...—
— Ну и что с того? Разве им не всем это нравится? — невинно вопросил я.
Она покачала головой.
— Нет, никому из тех, кого я видела. Они — просто предметы, разве...
Морти перебил ее.
— Вот видишь, шеф, вся разница состоит в качестве мимира. Некоторые — вроде меня — гораздо лучше остальных, только и всего. Более... самосознательные, скажем так.
Женщина пожала плечами.
