— Ну… — Эрувэ как-то странно замялась, словно ей было неловко говорить о подобном. — У тебя ведь было много… любовниц. Никогда не было мысли, что ты где-то успел стать отцом? — она украдкой посмотрела на мужа снизу-вверх и тут же отвела взгляд в сторону.
— В пиратской среде, которой я принадлежал, не принято задаваться такими вопросами, — Аэлухель поморщился, вздохнув. — Случайные беременности, как правило, забота и проблема женщины, а не мужчины. Я не припоминаю на своей памяти ни одного случая, чтобы какая-то пиратка ходила беременной или где-нибудь родила дитя.
— Почему? — Эрувэ нахмурилась. — Я слышала, что нравы там были более чем свободными…
— Скажем так, — Аэлухель ухмыльнулся. — Свобода нравов заставляет проявлять фантазию не только в разнообразии поз в постели, но и в методах, как сделать так, чтобы мужское семя не дало плодов, — Эрувэ издала какой-то недовольный звук, а супруг продолжил: — Если же это случилось, то женщины придумали множество способов, как избавиться от нежеланного плода. Поэтому зачастую, даже если пиратка и понимала, что беременна, никто, кроме неё, об этом так и не узнавал.
— Неужели никто никогда не думал родить ребёнка хотя бы с практичной точки зрения? Наследник всех умений, хранитель знаний, верный помощник — как там ещё родителям можно было бы использовать его? — в голосе королевы послышались скептичные ноты, и Аэлухель с интересом посмотрел на неё.
— Как ты прагматична, моя королева, — весело фыркнул он, на что Эрувэ недовольно поёрзала в его объятии. — Однако прежде чем ребёнок станет таким… полезным, ему надо вырасти. А до того он — обуза, камень, тянущий на дно. Слабое и уязвимое место родителей или родителя — мало кто готов был так рисковать в обществе, которое не прощает даже мимолётную слабость. Иметь детей опасно и невыгодно, поэтому даже если они и рождались, от них избавлялись при первой же удобной возможности.
— А рабыни? — отступать от расспросов Эрувэ, очевидно, намерена не была, хотя Аэлухель отчётливо слышал нотки неприязни в её голосе.
— А что рабыни? — супруг пожал плечами. — Они всего лишь вещи. Рождённые ими дети тоже были всего лишь вещами — думаешь, их отцам было до них хоть какое-то дело? Они и отцами себя для них не считали.
— А ты? — королева закусила губу и снова снизу-вверх посмотрела на мужа, ловя тень удивления на его лице.
— Я никогда не спал ни с рабами, ни с рабынями, — твёрдо ответил он. — Моими любовниками и любовницами были только свободные. И отвечая на твой самый первый вопрос, нет, милая, у меня нет детей.
На несколько длинных минут Эрувэ замолчала, задумавшись. Аэлухель же, скосив глаза на белую макушку жены, пытался понять, к чему вообще она завела этот разговор. Дети…
Будучи пиратом, Аэлухель даже не думал в этом направлении. Как он и сказал, беременность была проблемой исключительно женщины, а не мужчины. Общество свободных нравов почитало принципы гедонизма и наслаждения утехами без каких-либо обязательств и ответственности; сам Аэлухель же был слишком видной фигурой. Даже если бы у него и был ребёнок, он был бы в постоянной опасности из-за того, кем был его отец. Который, к тому же, бо́льшую часть своего времени проводил в различных разъездах, выполняя самые деликатные дела своего патрона.
Впрочем, ненавистником детей Аэлухель тоже никогда не был. Возможно, будь его жизнь чуть спокойнее и незаметнее, он бы и хотел обзавестись парочкой своих маленьких рыжих копий. Но добровольно подвергать своих детей опасности? Пройдя тяжёлый путь собственного становления, он не был готов делать такой шаг. А потому, возможно, оно было и к лучшему, что ни одна из его многочисленных любовниц так и не подарила ему ребёнка.
— Скажи, — прерывая молчание, словно читая его мысли, вдруг произнесла Эрувэ, — а ты бы хотел иметь детей?
— Раньше я не задумывался над этим вопросом, — честно признался Аэлухель. — Но, наверно, если бы ты спросила у меня об этом ещё столетие назад, я бы ответил, что нет. Сейчас же… Моя жизнь успокоилась и стала стабильнее и проще, поэтому, возможно, я бы хотел, чтобы ты однажды родила мне ребёнка. Однако я всё равно не уверен, что стану для него хорошим отцом, — он по-мальчишески неловко взъерошил волосы на затылке.
Эрувэ в ответ прижалась чуть ближе. Обвила руками его талию и ткнулась лицом куда-то в сгиб шеи, глухо и смущённо пробормотав:
— Скоро у нас будет возможность проверить это, — от этих слов Аэлухель натянулся, как тетива, против воли затаив дыхание, и словно подтверждая его мысли, супруга на выдохе добавила: — Я беременна, Хель.
Напряжение медленно сменилось разливающимся внутри теплом, и Аэлухель пропустил тот момент, когда улыбка сама по себе озарила его лицо — вот, значит, к чему был весь этот странный разговор. Тело расслабилось, и он полноценно обнял Эрувэ в ответ, крепко, но осторожно прижимая её к себе. Наклонился, целуя в макушку, чувствуя, как осторожная радость заставляет сердце против воли биться чуточку чаще.
Да, возможно, раньше он не думал о детях и был против того, чтобы становиться отцом. Но сейчас, когда его жизнь кардинально изменилась, когда он был женат на любимой женщине, пусть и сомневаясь в своих силах, но он был готов примерить на себя роль отца. Был готов — но самое главное — искренне хотел этого.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«Что чувствовал в момент, когда наконец женился на Эрувэ? Радость? Облегчение?»
«Как начиналась ваша супружеская жизнь с Эрувэ?»
Это было так странно. Очень необычное ощущение, хотя казалось, что едва ли что-то существенно изменилось. Они с Эрувэ были знакомы уже достаточно долго и были близки задолго до того, как случился переворот и они оказались там, где оказались. И всё же, почему-то, это ощущалось так странно.
Брак — формальное закрепление их отношений; муж и жена — формальные названия и новые социальные роли, которым они теперь должны соответствовать. Некое невидимое, но ощущаемое ограничение, которое, впрочем, они добровольно взяли на себя ещё до того, как попали под власть формальности. Особенная ответственность и такая же особенная связь, знакомые, но закрепившиеся окончательно. Теперь они принадлежали только лишь друг другу и были обязаны до последнего стоять друг за друга — как будто и до брака было не также, в самом деле!
И тем не менее, что-то меняется. Они переступают тонкую незаметную грань, и это тоже ощущается странно. Аэлухель не может толком объяснить, как именно это проявляется и выражается, но он чувствует, очень тонко чувствует, и это так… волнительно.
Он никогда не думал о браке. В принципе никогда не думал о таких серьёзных вещах, естественных для тех, кто ведут спокойный размеренный ритм жизни. Брак, дети, семья — для Аэлухеля всё это было чужим. Пираты никогда не женились друг с другом; более того, верность и отношения с одним партнёром расценивались ими как величайшее чудачество — вон, все не лестные слухи, которые ходили о Ридраиле, подтверждают это. Барон, самая могущественная фигура в этом гадюшнике — и много лет любил и держал рядом с собой одного и того же мальчишку, вчерашнего раба, а теперь вернейшего соратника. Немыслимо!
Свободное общество желает свободы во всём. Разнузданность, вседозволенность, гедонизм — пиратская среда подпитывала и поощряла эгоизм во всех его проявлениях. «Делай, что хочешь» — в прямом смысле пиратский девиз, и никто из них не собирался и не желал брать на себя хотя бы толику ответственности любого вида. А вы говорите брак!
Наверно, именно поэтому Аэлухелю было так странно и волнительно. Проведя огромное количество лет в такой среде, он особенно остро ощущал изменения и ответственность, которые ему несли изменения в его статусах. Теперь, среди прочего, он был мужем — защитником и помощником своей жены, отцом её детей, верным партнёром, у которого не должно было быть никого, кроме супруги. И всё это не просто на словах, но и перед лицом закона и всех богов, если они, конечно, существуют. Формальность — а тем не менее её не проигнорировать. Да он и не хотел, откровенно говоря.
