Я открыл глаза. В спальне было темно, но сквозь плотные занавеси пробивался трепещущий проблеск огня на башне, и в этом мерцании я ясно увидел блестящие белки неподвижных глаз, не моргая наблюдавших за мной из темного угла. Усилием воли мне удалось не только не вскрикнуть, но даже не пошевелиться на своем широком ложе. Я прищурился, продолжая наблюдать за своим невидимым посетителем, а под языком у меня продолжало явственно пощипывать горечью, словно сигналя мне о надвигавшейся опасности.
Несколько долгих, томительных минут ничего не происходило, а затем чуть поблескивающие глаза вдруг стремительно приблизились, и я увидел, что у кровати появилась… Белая Дама принца. Ее прекрасные, чувственные губы едва заметно улыбались.
В следующий момент моего сознания едва ощутимо коснулась чужая мысль, словно пробуя его на сопротивляемость, на… проникаемость.
«Ну что ж, сквот, выдающий себя за Черного Рыцаря, посмотрим, какими способностями ты наделен и кто тебя к нам послал…»
И снова я сумел сдержать дернувшую меня дрожь, не подать виду, что присутствие Дамы и ее намерения мне известны.
А мягкие, едва заметные касания быстро ощупывали мое «я», выискивая его слабые места, нащупывая ходы, по которым можно было бы проникнуть внутрь, захватить его, увидеть самое скрытое… поселиться там, во мне, в моем личном мире!…
И я зажался, закрылся, полностью ушел в себя, оставив на поверхности серую, шероховатую непроницаемость.
Минуло еще несколько минут…
«Странно… – протекла сквозь мое сознание чуть встревоженная мысль. – Все совершенно пусто, глухо, гладко… Словно он не спит, а… мертв… Так не бывает… Так не должно быть…»
И в этот момент я понял, что мне надо делать!
Воспользовавшись почувствованной мной растерянностью, я мысленно метнулся следом за этой чужой мыслью и стремительно ворвался в чужое сознание, перехватывая по пути его ясно ощущаемые связи, закономерности, желания, сковывая его, подчиняя своей воле и одновременно задавая свой первый вопрос:
«И часто Белая Дама навещает спящих рыцарей?…»
Фигура моей незваной гостьи дернулась, ее лицо запрокинулось, так, что казалось, будто она вот-вот упадет навзничь на ковер, но моя атака ее не сломила! Вместо того чтобы подчиниться и отвечать на мои вопросы, в мой мозг неожиданно обрушился яростный вопрос:
«С чего это ты решил, что я – Белая Дама?! Дурак, я – Эмельда, ланнан ши второго круга!…»
В то же мгновение она на единый миг показала мне себя в своем истинном обличье, и я задохнулся от невероятной, неповторимой женской красоты, но это потрясшее меня видение тут же сменилось другим – видением жутких мук, которым собиралась меня подвергнуть моя гостья за то, что я осмелился противиться ее чарам!
На этот раз мне не удалось сдержать дрожи, короткой конвульсией прокатившейся по моему телу, но мне удалось другое – я смог удержаться в чужом сознании, хотя оно заметалось, задергалось, стараясь вытряхнуть мое «я» из себя, вышвырнуть его и растоптать, а затем, в свою очередь, обуздать и подчинить себе мой разум. Однако я засел в этом вибрирующем, ревущем сознании, словно заноза, засел единственной мыслью, единственным словом, единственным правильным звуком – «Моя!!! Моя!!! Моя!!!».
Несколько долгих, невыносимо долгих, минут продолжалась эта свирепая беззвучная борьба, и наконец я почувствовал, что Эмельда начинает выдыхаться! Вот ее сознание дернулось последней конвульсией и покорно застыло. Теперь оно не пыталось обмануть меня своей неподвижностью, сломленностью, омертвелостью, оно и было мертво, непритворно мертво, потому что любое притворство было бы мною мгновенно раскрыто! О, как же гадостно, как же противно властвовать над чуждым, над мертвым сознанием!!!
Я едва не купился, едва не выбросился из этого смрадного, стремительно разлагающегося, разваливающегося на куски сознания, но вовремя уловил бьющуюся глубоко внутри него надежду. И я, преодолевая чудовищное отвращение, разбрасывая чужие, угасшие мысли и желания, ринулся вглубь, в самый его сокровенный уголок, к этой самой надежде!
Ланнан ши дернулась в последний раз, рассчитывая на самом деле убить себя, но я уже ухватил ее последнюю надежду за горло, уже сжал его своими беспощадными пальцами и проревел в полный голос: «Моя!!!»
«…Твоя…» – еле слышно коснулась меня ее мысль, ее ответ, ее… согласие…
Я чуть ослабил хватку, давая ей чуточную передышку, и почти сразу задал свой первый вопрос:
«Как мне найти Демиурга?»
«Я не знаю… Последний раз его видели фейри недалеко от горной резиденции, но там ли он, никто не знает…»
«Кто еще из фейри служит принцу?»
«Два сида, ламия, гномы…»
«Почему граф Альта преследует меня?»
«Я пока не знаю… Граф приглашен на завтрашний бал и тогда будет держать ответ перед принцем…»
«Граф сказал тебе, что у него в замке находится сквот, называющий себя Человеком?»
«Нет!»
Я еще чуть ослабил хватку, а потом показал ее сознанию огромного черного человека, или сквота, с безобразной бычьей головой. Этот Минотавр открыл пасть и, дыхнув обжигающим огнем прямо в ее закрытые глаза, проревел: «Ты моя!!! Помни – я знаю о тебе все, твоя суть – моя суть, первая твоя попытка воспротивиться мне, и я тебя развею прахом по этому Миру!!! Ты будешь продолжать служить принцу, но никогда не забудешь, что ты – моя!!! Я хочу знать все, что расскажет принцу граф Альта! Я хочу знать все, что решит принц в отношении Черного Рыцаря!!! Я хочу знать, где находится Демиург!!!»
«Я постараюсь… господин…»
«Ступай!…»
И я покинул ее сломленное сознание.
Несколько мгновений ничего не происходило, Эмельда, прикрыв глаза и едва заметно покачиваясь, стояла около моей кровати. Затем это мягкое покачивание прекратилось, ее веки дрогнули и открылись. Еще мгновение она смотрела на меня, словно не понимая, где находится, а затем в ее глазах вспыхнула ненависть! Ее тонкая, белая, изящная рука взметнулась вверх, и в ней блеснуло узкое лезвие кинжала.
В тот же момент перед ее сознанием вновь возник огромный, черный минотавр, из его пасти полыхнуло пламя и вырвалось рычание: «Моя!!!»
Кинжал с едва слышным звуком упал на ковер, через мгновение вознесенная для удара рука бессильно обвисла, и светлая, сгорбившаяся фигурка медленно растаяла, словно клочок тумана, занесенный в комнату через приоткрытое окно.
Я лежал, не в силах даже пошевелиться от усталости. Даже не усталости, а полной опустошенности. Лежал и ждал, когда снова смогу уснуть… Горечь под языком прошла, что давало мне повод несколько успокоиться, но сердце продолжало колотиться, словно мой разум все еще вел страшную, беспощадную борьбу, в которой тело не могло принять участия!
