Почему они все молчали? Почему епископы не потребовали суда над Юдифью уже тогда? Почему вспомнили о ее грехе только после того, как победа у Фонтенуа была уже одержана? Не потому ли, что и они боялись потерять власть? Ведь поражение Карла обернулось бы и их поражением! Вряд ли папа Евгений и император Лотарь простили бы им бунт против высшей духовной и светской власти. А потом они все поспешили объявить битву при Фонтенуа божьим судом, хотя отлично знали, что в этом деле не обошлось без вмешательства дьявола.
Выходит, власть стоит потерянной души? Или человеку, наделенному властью, дозволено в критической ситуации припасть к языческому источнику, чтобы набраться из него силы, необходимой для продолжения борьбы? Иначе чем же тогда владыка отличается от простого смертного? Не для того ли всемогущий допустил, чтобы в мире этом и том правил и еще некто, тоже дарующий удачу, пусть и нечистыми руками?
Карл и сам не заметил, как вновь оказался на ложе рядом с Тинбергой. Теперь он смотрел на эту женщину и на ее вздымающийся живот совсем другими глазами. Похоже, Тинберга послана Карлу именно для того, чтобы в критический момент проводить его туда, куда он сам никогда не найдет дорогу. Но и воздаяние за грех в этом случае падет на ее, а не на его голову. Ведь он всего лишь ведомый на этой черной тропе.
Карл провел рукой по теплому животу Тинберги и с удовольствием отметил, как сладкая дрожь пошла по ее телу. В ее теле был разлит яд, который мог стать для него лекарством, ибо давно известно – то, что убивает одних, других лечит. Черная кровь Нуда Среброрукого, именуемого также Велесом, должна была утроить силы Карла и помочь ему победить всех своих врагов. А плата была приемлемой. Он отдавал душу, но всего лишь в заклад, причем той, которая была прародительницей всего сущего и в мире этом, и в мире том. Ноги Тинберги дрогнули и стали раздвигаться. Карл увидел тайный знак, похожий на паука, вытатуированный у нее в паху, всхлипнул от страха и отвращения, но все же припал пересохшими губами к источнику всех наслаждений и бед.
Раймон Рюэрг выслушал королеву Тинбергу молча. Их встреча состоялась в доме покойного коннетабля Виллельма, где ныне всем распоряжалась его старшая дочь Хирменгарда, вдова недавно убитого Гонселина Анжерского. Она спокойно отнеслась к смерти мужа, с которым прожила в браке два года, но очень сокрушалась по поводу смерти отца.
У коннетабля Виллельма не было сыновей, и все свое немалое богатство он оставил дочерям. Надо полагать, Хирменгарда недолго останется вдовой, и если женихи еще не выстраивались в очередь у ее дверей, то только потому, что об этой молодой женщине шла дурная слава. Все парижские сплетники знали, что старшая дочь коннетабля Виллельма путалась с язычником-варягом, а это, надо полагать, не прошло бесследно ни для ее души, ни для заметно отяжелевшего тела.
Хирменгарда ждала ребенка и без стеснения объявила его отпрыском умершего графа Анжерского. Пока никто не торопился ее опровергать, хотя вряд ли братья Гонселина согласятся поделиться родовыми богатствами с этим бастардом, прижитым невесть от кого.
Впрочем, Раймона Рюэрга не очень волновали чужие проблемы, тут со своими бы разобраться. Поражение при Даксе лишило честолюбивого Раймона не только графского титула, но и обширных земель, которые он считал уже почти своими. Если бы Пипин Аквитанский и прочие сеньоры учли интересы Раймона Рюэрга в договоре, предлагаемом Карлу для подписания, то он приложил бы максимум усилий, дабы уговорить короля согласиться с изложенными там условиями. К сожалению, победители забыли о графе Лиможском, более того, они недвусмысленно дали понять, что его пребывание на этом свете, скорее всего, не затянется, особенно если он не смирится с неизбежным и станет путаться под ногами у людей, озабоченных собственными проблемами.
Раймон Рюэрг уже подумывал о бегстве, но неожиданная активность Тинберги заставила его призадуматься. Разумеется, он догадался, какую цену заплатил Карл супруге за поддержку. Этот неожиданный союз между ненавидящими друг друга людьми ставил жирный крест на возможном браке Карла с Володрадой, зато открывал перед Раймоном Рюэргом широкие возможности для маневра. Ему, в сущности, было все равно, какая участь уготована победителями Юдифи и Карлу, но с их падением круто менялась и его собственная судьба. Конечно, Раймон Рюэрг уже не был тем бедным родовичем, которого в свое время пригрел граф Вельпон. Собственная расторопность и наследство, полученное супругой после смерти отца-коннетабля, сделали его богатым человеком. Золото помогло бы Раймону устроиться в чужом краю, но что такое золото без власти? Раймон Рюэрг был слишком честолюбив, чтобы прозябать на краю ойкумены.
– Что я должен сделать? – спросил он у Тинберги.
– Ты должен связаться с ярлом Воиславом и попросить у него поддержки от имени Юдифи.
– Сомневаюсь, что варяг простит императрице и Карлу смерть Лихаря Урса, – криво усмехнулся Раймон.
– Я же простила, – холодно заметила Тинберга.
– Видимо, у тебя для этого были резоны, но я не вижу, чем мы можем соблазнить викинга. Неужели ты думаешь, что увядающие прелести Юдифи заставят язычника бросить вызов сразу всем могущественным сеньорам Нейстрии, Франкии и Аквитании? Какое дело викингу до империи франков и до проблем короля Карла? А денег, чтобы разжечь его аппетит, у нас нет.
– Предложи ему голову Бернарда Септиманского, – подсказала Хирменгарда.
– До Бернарда он доберется и без нас, – равнодушно махнул рукой Раймон. – К тому же смерть графа Септиманского не решит наших проблем.
– Но почему же, – возразила Тинберга. – Бернард Септиманский – один из тех, кто может свидетельствовать против меня и Юдифи на суде. Его смерть избавит нас от многих хлопот.
– Я знаю человека, который может заменить Бернарда.
– Он что же, тоже видел все собственными глазами?
– Да. Речь идет о графе Орлеанском.
– Благородным Эдом я займусь сама, – обворожительно улыбнулась Тинберга.
– Ты что же, собираешься его отравить?
– Зачем же травить мужчину, если его можно соблазнить? – вмешалась в разговор Хирменгарда и посмотрела при этом на Раймона насмешливыми синими глазами.
Раймон нахмурился. Эти женщины были сегодня уж слишком откровенны. Но Раймону вовсе не хотелось потерять душу, участвуя в их интригах. Такое, кажется, уже случилась с королем Карлом, иначе с чего бы эти ведьмы вздумали ему помогать.
– Потерявши голову, по волосам не плачут, – отрезала Тинберга.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Раймон.
– Твою связь с Сенегондой. Ты ведь отлично знаешь, граф Лиможский, кем она является на самом деле.
