Все утро она посвятила осмотру второго этажа ангаров, где полным ходом шли строительные работы, телефонным звонкам и переговорам по рации, а потом до самого полудня осуществляла “бумажную часть” командирской деятельности. Когда рабочий стол наконец опустел и все сегодняшние папки переместились на пол - по возможности в самые углы кабинета, с глаз долой, - Баррет переоделась в гражданское и, оседлав служебный вагончик, отправилась в город.
День выдался чудесный. Солнце так и сверкало на ярко-синем небе, а потому весь городок оказался переполнен бесчисленным множеством лыжников, во весь голос перекликавшихся друг с другом не то на трех, не то на четырех различных языках. Агрессивно яркие лыжные комбинезоны так и бросались в глаза. “Я, наверное, не доживу до того благословенного дня, - сказала себе Жанель, - когда через пару лет мода все-таки переменится и на смену этой свистопляске красок придут мягкие, приглушенные тона или какая-нибудь палитра землистых оттенков - все что угодно, но только не это”.
В городском офисе Комиссии ООН тоже выдался довольно тихий день. По крайней мере, по сравнению с предыдущими.
- Эти лыжники все, время путают нас с туристским информационным бюро, - первым делом пожаловалась Калле. - Сегодня я уже объяснялась с тремя разными группами этих жизнерадостных людей в ослепительных одеяниях. Все они пытались добиться, чтобы я забронировала для них гостиничные номера. Начинаю уже подумывать: а не пробежаться ли действительно по здешним гостиницам и не собрать ли в нашей конторе по нескольку стопок рекламных брошюр каждого из этих заведений?
- Что ж, может, и стоит этим заняться, - улыбнулась Жанель, - если, конечно, администрация гостиниц не воспримет подобные деяния как вмешательство в их частный бизнес.
- Мне кажется, все пройдет нормально, - заметила Калле, - покуда мы не пытаемся продавать проездные билеты канатных дорог.
Жанель рассмеялась и вновь принялась за работу. Предметом исследований стали теперь внушительные стопки бумаг, большей частью написанные от руки жалобы и протесты местных жителей по поводу присутствия на их земле каких-то бюрократов из ООН. Руководство Икс-команды всегда требовало от своих замаскированных контор по связям с общественностью, дабы работали они именно так, как отделения тех организаций, чья вывеска красуется над парадным входом того или иного офиса. А потому Жанель приходилось либо писать самой, либо кому-то поручать составлять подробные ответы на каждую жалобу и каждый запрос, терпеливо объясняя, как поступило бы и настоящее представительство ООН, что может быть сделано ради разрешения той или иной проблемы, волнующей адресата письма. Или же (что случалось гораздо чаще) втолковывать этим людям, что сделать в данном случае что-либо просто невозможно. Часа два Жанель диктовала Калле все эти нудные письма, а потом, когда помощница отправилась на обед, уселась за компьютер сама. Подобного сорта работа давалась Жанель не слишком легко, особенно когда приходилось снова и снова расписывать людям многочисленные причины того, почему она совершенно не в состоянии им помочь. У госпожи Баррет возникло неудержимое желание расправиться с проклятой стопкой бумаг с помощью хорошей лазерной пушки.
Приложив все силы, дабы подавить его, Жанель все же завершила начатое и к концу почувствовала даже, что сделалась настоящим виртуозом составления многословных отписок. Когда Калле вернулась с обеденного перерыва, Баррет уже могла покинуть офис с чистой совестью и, оставив помощницу разбираться со всякими мелкими недоделками, отправилась сама перехватить сандвич-другой в небольшом заведении с вывеской “Delicatessen”, расположившемся как раз позади соседнего отеля.
Однако добраться до закусочной не удалось. Жанель остановилась на минутку возле широкой витрины книжного магазинчика рядом с гостиницей и, осмотрев местные печатные издания, уже поворачивалась, чтобы перейти улицу, когда заметила приближающегося Ули Трагера. На лице его читались одновременно ярость и следы только что пережитой трагедии.
- Герр президент! - произнесла она. Трагер остановился и, будто не сразу придя в себя, посмотрел в лицо Жанель.
- Фрейлейн Баррет, - кивнул он, - ну как сегодня ваши дела?
Жанель призадумалась и решила, что осторожничание и прочие светские уловки с ее стороны, пожалуй, помогут Ули не больше, чем помогли бы прикованному к кровати Молсону.
- У меня, слава Богу, все в порядке, - ответила она. - Но вот вы сами, Ули… Вы же выглядите так, будто только что потеряли лучшего друга! Что случилось?
Мэр ответил довольно мрачным взглядом, в то же время не лишенным удивления - почти как в тот раз, когда Жанель извинялась за то, что позабыла имя его коровы.
- Да, я очень расстроен, - признал Ули, - и собираюсь пойти выпить. Может, не откажетесь посидеть со мной?
На лице швейцарца, всегда спокойном и невозмутимом - не считая, конечно, последней праздничной вечеринки, - отразилась столь откровенная просьба не покидать его в беде, что Жан ель почувствовала настоящее изумление.
- Для спиртного мне, пожалуй, сегодня еще рановато, - проговорила она, - а вот просто составить компанию - это пожалуйста. Позвольте, я только на минутку отлучусь, предупрежу своего секретаря.
Жанель торопливо вернулась в офис, растолковала Калле, где ее найти в случае необходимости, и вновь заспешила к Ули. Они вместе подошли к “Короне”, и Трагер, никуда не сворачивая, двинулся в бар. Усевшись за один из старинных деревянных столиков в самом углу, мэр бросил скорбный взгляд на приблизившегося бармена по имени Штефан и мрачно произнес:
- Корншнапс, пожалуйста. Двойной.
- А мне просто стаканчик колы, - добавила Жанель. - Даже пива не возьмете, Ули? - поинтересовалась она, когда Штефан отправился за напитками.
Насколько Жанель успела изучить местные обычаи, привычка швейцарцев практически не допускает потребления какой-либо разновидности “огненной воды” без того, чтобы не запивать каждый ее глоток порцией пива.
- Мне хотелось бы сделаться по-настоящему пьяным, - с горечью пояснил Ули, по-видимому имея в виду, что это ему может и не удаться.
- Скажите же наконец, в чем дело!
На столе появились шнапс и кола. Ули обхватил высокий цилиндрический стакан крепкого напитка, на мгновение уставился на него своим печальным взглядом и в следующий миг одним махом опрокинул всю порцию в рот.
- Моя пугнира пропала, - выдавил он из себя, опуская порожний стакан на стол.
- Пропала? Вы имеете в виду свою корову? Росселану? Как? И где?
- Не знаю. Кто-то ее забрал. Жанель сосредоточенно глотала колу в надежде, что мысли ее не отразятся на лице.
