Намазанные сгущёнкой вафли весело хрустели под ножом, а в углу Сабрина уже звенела посудой и притворялась, что ничего не слышит. Она до сих пор переживала неудачу, и шли впустую все слова Маши о том, что завтра сущность обязательно проявит себя, да и Миф даст пару подсказок. Честно признаться, Машу и саму вводила в ступор мысль, что у Сабрины могло что-то не получиться.
— Да хорошо, там только сидеть и сидеть, — проговорил Ник с набитым ртом. От его куска торта на скатерть упала капля сгущёнки. — У нас же старая телебашня в речном районе. Там столько сущностей, хоть диссертацию пиши. Всех, наверное, и за практику не опишем.
От грохота все трое вжали головы в плечи — Сабрина бросила в раковину охапку чайных ложек. Постояла, опираясь на край мойки, вздохнула и принялась их мыть. Рауль вопросительно взглянул на Машу, и та в ответ жалобно приподняла брови — не спрашивай.
— Сабрина, ну я же для тебя торт мазала, а ты собираешься весь день ложки мыть?
Та дёрнула плечом вместо ответа.
Мимо окна на пятом этаже носились птицы, разгорался в голубом-голубом небе летний день, и выбираться на улицу никому не хотелось. Солнце раскалило крыши города.
Притихшее на лето общежитие вдруг снова расцвело голосами.
— О, а здесь кормят? — Растрёпанная Ляля внеслась в кухню, похватала все миски, оставленные невнимательными соседями, потом учуяла торт и нависла над ним, как медсестра над раненым — не бойся, я тебя спасу.
«Чего-то не хватает», — растерянно подумала Маша, разглядев её щеки, измазанные чем-то чёрным, и оглянулась на дверь. В проёме безропотной тенью застыл Мартимер. — «Ну вот, теперь все в сборе».
— А как у вас с объек… — Ляля замолкла, пойманная взглядами Маши и Рауля. Ник облизывал сгущёнку с пальцев.
— Держи лучше. — Маша двинула в её сторону две чистые чашки.
Открыли окно, и писк птиц стал совсем близким, внизу на дороге загудели машины, и запахло нагретым асфальтом. Сабрина тщательно вытерла руки и устроилась на стуле рядом с Машей, подобрав под себя ногу. Попивая чай, она смотрела мимо, никому не отвечая и не реагируя на шутки. Её кусок торта, заботливо уложенный Машей на отдельное блюдце, оставался не тронутым.
— Слушай, классная штука, — заявил Рауль, оттирая полотенцем сгущёнку с рубашки. — Сбацаешь мне такой на день рождения?
Теперь на большом блюде лежали только вафельные крошки, и Маша по привычке бултыхала в кружке остатками чая, прищуривала глаза и смотрела, как отблески света прорастают длинными тонкими лучами.
В коридоре послышались лёгкие шаги, и она затылком почуяла чужое присутствие. На пороге возникла девичья фигура в цветастом халатике выше колен. Маша не сразу обратила на неё внимание, и когда обернулась, Альбина уже стояла, горестно сжимая губы. Тонкие морщины разрезали лоб, тонкие руки — как птичьи лапки — были сложены на груди.
— А… вы все здесь собрались, да? — проговорила она чуть слышно, но каким-то странным образом заставляя всех обернуться.
Замешательство длилось всего мгновение, а затем Альбина развернулась и ушла, бесшумно ступая мягкими тапочками по паркетному полу.
— Наверное, стоило её пригласить, — пробормотала Маша себе под нос, отставляя кружку подальше.
— Вообще-то мы никого не приглашали, все так, сами явились, — резко поднимаясь со стула, фыркнула Сабрина.
Из гулкого общажного коридора послышались прерывистые всхлипы.
— Да, перехвалил я вас, однако. — Разглядывая их графики, Миф почесал в затылке карандашом. — Что-то слабовато, леди.
Сабрина сидела с каменным лицом, сложив перед собой руки, как первоклассница, только вот у первоклассниц не бывает таких жёстко поджатых губ, и таких сведённых у переносицы, чёрных, как графитные линии, бровей.
— Маша. — Миф постучал по парте обратным концом карандаша. — Что же там такого сложного, что поставило вас в тупик? Страшно? Темнота сбивает с толку? Или стены давят? Расскажите мне.
— Не совсем так, — нерешительно отозвалась Маша. Обычно говорила Сабрина, но сейчас она, кажется, дала обет молчания. — Мы вроде всё делали как обычно. Сама не понимаю, почему не получилось.
Сабрина тяжело дышала у её плеча, Миф смотрел изучающе. Под их обоюдным осуждением Маша почувствовала себя мышью на препаровальном столике. Пришпиленной за все четыре лапки.
— Маша, мне кажется, вы абсолютно не стараетесь, а так нельзя. Понимаете, железо не сделает за вас всю работу, нужно потрудиться самим. Я не зря сказал, что объект довольно сложный. — Миф посмотрел мимо и сузил глаза, как будто там было интересно, куда интереснее, чем с Машей. За окном аудитории пылал белёсый диск солнца. — Сделайте то же самое, что делаете обычно, только ещё лучше. Сущность выйдет к вам. Должна выйти. Если, конечно, я в вас не ошибся.
Его губы были испачканы чернилами — Маша видела. Ей вдруг стало очень страшно его разочаровать, и этот страх сковывал пальцы — она сжимала их в замок. Миф хлопнул стопкой листов по ладони и тут же поднялся, уперевшись руками в парту.
— Пока что тут нечего обсуждать, леди. Надеюсь, на завтрашнем отчёте вы порадуете меня.
Они же снова остались последними — по мановению руки Мифа, и Маша кожей ощутила пустоту коридора ещё до того, как открыть дверь. А за открытыми окнами, наверное, верещали стрижи. Хотя нет.
— Маша.
Не успела её ладонь лечь на дверную ручку, Миф окликнул её, и брови Сабрины снова сошлись у переносицы.
— Задержитесь ещё на две минуты. Пусть ваша подруга подождёт в коридоре.
Где-то за полдень облака заволокли небо, и стало хоть немного легче дышать. Сабрина опять засела за графики, забыв — или притворившись, что забыла, — все сегодняшние разговоры, а Маша, скорее от безысходности, чем по непреодолимому желанию, выбралась из комнаты.
На закрытой лоджии она расстелила спортивный коврик и села, слишком измученная мыслями, чтобы оставить силы на упражнения.
…Асфальтовая дорожка от института к общежитию вилась по кленовой роще. Проходя мимо беседки, Маша меланхолично отметила, что узорчатые лавочки пустуют. Жарящее изо всех сил солнце разогнало даже заядлых гуляк.
Она догнала Сабрину и положила руку ей на плечо.
— Ну перестань дуться. Горгулью пережили, и Мифа как-нибудь переживём.
— «Ваша подруга» — он так сказал, — состроила недовольное лицо Сабрина. Нельзя сказать точно, чего в ней было больше: удивления или злости, но Маше стало немного не по себе от её тона.
— Да ладно тебе.
До общежития они дошли молча, и у самых дверей Сабрина остановилась и села на скамейку ядовитого цвета.
