Мимо пронеслась прохладная гладь озера, и в автобусе стазу стало просторно. За окном потянулись рощи и частные дома — окраина, скоро конечная — им выходить.
— Прицепилась ко мне эта Альбина, — сквозь зубы выдала Маша и оглянулась на всякий случай: вдруг Альбина устроилась на одиночном сидении, первом от водителя, и слушает теперь все их разговоры. Нет, там парень. — Всё у неё плохо. А я что, жилетка ей? И если бы я могла помочь, а так…
— Скажи ей, чтобы шла лесом. Или хочешь, я скажу?
Маша отвернулась, чтобы проводить взглядом ещё несколько домов.
— Некрасиво как-то.
— Некрасиво? — усмехнулась Сабрина, проводя кончиками пальцев по поручню. Она совершенно мистическим образом держала равновесие в автобусе, маневрирующем по пустым дорогам, и почти всю дорогу спокойно держала руки в карманах. — Я думаю, что она в третьей группе всех так довела, вот её и поколотили. У меня тоже руки чешутся, как только её вижу.
Она характерным жестом сжала и разжала кулаки.
— Да жалко мне её, — призналась Маша. — Вся несчастная такая, замученная.
— Ну пожалей, — фыркнула Сабрина и отвернулась. — Ты же собиралась следователем быть, вот и сопоставила бы факты. Я поговорила с парнем из третьей группы, он сказал, что никто твою Альбину не бил, и вообще у них ничего экстраординарного не случалось.
Со сдвоенного сиденья на них внимательно посмотрела женщина, прижимающая к груди сумку, как младенца. Маша встретилась с ней взглядом — может, мать? Нет, вроде бы не похожа на Альбину. Женщина отвернулась.
— Да так он тебе и выложит правду-матку, как на духу, да? — скептически состроила Маша, но в душу её закрались сомнения. Хотя с другой стороны, зачем Альбине врать. Не для того же, чтобы с ней подружиться, так?
Они так и молчали до конечной остановки: Маша перебирала в уме знакомых, соображая, через кого бы выйти на надёжную информацию о третьей группе, а Сабрина смотрела в окно и изредка тихо усмехалась своим мыслям.
Когда из-за деревьев показалась бетонная свечка больницы, в автобусе не было никого, кроме них и задремавшего на своём насесте кондуктора. Водитель закурил, не дожидаясь остановки, и ветерок протащил в салон горький дым.
Сабрина выпрыгнула первая и подала руку Маше. Заросшая дорожка к больнице виляла между клёнов, как будто заигрывала с пешеходами, и ветки хлопали по плечам, как старые знакомые.
— Есть какие-нибудь мысли? — Сабрина подцепила Машу за локоть. — Не торопись. Нужно договориться без него.
Она сузила глаза и кивнула на больницу, до которой осталось не больше двадцати шагов. Забитые досками окна слепо таращились на них. Маша зябко передёрнула плечами.
— Попробую, как прошлый раз. — Она вытащила из кармана джинсов почерневшее серебряное кольцо на цепочке — Маша совсем недавно чистила его, но от постоянного контакта с кожей оно чернело снова. — Если вышло в заповеднике, то должно получиться и здесь. Есть что-то для защиты? Ну, на всякий случай.
Сабрина молча достала два фонарика и матерчатый мешочек, который сразу прикрепила на пояс.
— Ясно, пойдём.
Они заперли дверь изнутри и бросили сумки тут же, чтобы дальше идти налегке. Первый этаж дышал странной смесью из запахов промокшего цемента, сладкого разложения и чужой, нечеловеческой жизни. Было темно, Маше казалось, даже темнее, чем в прошлый раз, хоть шарики света точно так же ползали по стенам.
По колонне метнулось круглое многолапое тельце, Маша шарахнулась в сторону прежде, чем сообразила — просто паук. Кольцо на цепочке молчало, покачивалось лишь в такт шагам.
— Знаешь, если мы будем обходить так всю больницу, мы тут проторчим до осени, — буркнула Маша вполголоса, но замолчала, потому что Сабрина предупреждающе подняла руку.
Они остановились. В тишине заброшенных коридоров, перебивая друг друга, шептали сквозняки. Первым погас фонарик Сабрины, следом Маша выключила свой. Она зажмурилась. Жёлтое пятно перед глазами постепенно растаяло. В темноте обострилось обоняние и слух. Шорох ветра в оборванных строительных лентах. Тишина. Сладкий запах гниющих листьев. Шаги.
Сабрина жестом ей приказала оставаться на месте и бросилась дальше по коридору. Когда глаза чуть привыкли к тусклому свету, пробивающемуся сквозь доски, Маша начала различать сереющие дверные проёмы. Стараясь ступать как можно тише, она пошла следом за Сабриной.
Маша прекрасно понимала, что в гонке за аномалией неизменно проиграет — сквозь собственный топот и сбившееся дыхание она вряд ли различит едва слышные шаги, и не даст различить Сабрине. Поэтому она снова вытянула вперёд руку с кольцом и стала обследовать длинный, как кишка, коридор. Когда кольцо дрогнуло у одного из дверных проёмов, Маша остановилась.
Она заглянула в комнату, которая, видимо, должна была стать палатой — просторной, с двумя высокими окнами. Выбеленные когда-то стены пошли уродливыми пятнами. Пол кое-где просел, обнажая какие-то волокна и комки.
Палец вскользь прошёлся по кнопке, и фонарик потух. Маша не услышала, а скорее почувствовала чьё-то невесомое присутствие. Без шороха шагов и прочих бессмысленных атрибутов. Она обернулась: из-за поворота вышла Сабрина, педантично светя фонариком себе под ноги.
— Ну как там? — спросила Маша, когда сердце перестало колотиться, как чокнутое.
Сабрина подняла голову, внимательно взглянуло на Машу из-под полуприкрытых век.
— Возьми меня с собой.
— Что? — не поняла Маша и решила, что ослышалась. Иногда чужое пространство с высокими потолками ломает знакомые голоса.
— Заберёшь меня с собой? — повторила Сабрина серьёзно. Её взгляд скользил по Маше почти осязаемо, как будто Сабрина проверяла — это ли её подруга или под шумок подсунули другую.
Маша тряхнула головой.
— О чём ты? Ты вообще что-нибудь нашла или нет?
Сабрина молча сверлила её взглядом, и Маша почти рассердилась на неё: серьёзное дело, а она тут о личных проблемах решила поболтать. Может, на каникулы уезжать некуда? Она интуитивно сделала шаг назад и едва не споткнулась о порог пустой комнаты, охнула от неожиданности. Падение удалось предотвратить, но под ногтями осталась серая крошка.
Сабрина не двинулась с места и взгляда её не отпустила. И Маша вдруг догадалась. Все внутренности как будто ошпарило кипятком. Она рванула назад, не помнила, как проскочила всю комнату наискосок, только поняла, что оказалась в тупике. И не нашла ничего лучшего, чем закричать.
— В городе нелётная погода!
Эхо подхватило её голос и понесло по коридорам, превращая в жуткий звериный вой, в потусторонний шёпот, в клёкот птицы. Маша замерла, спиной вжавшись в угол. Она не отводила взгляда от дверного проёма — тёмного и пока пустого.
