— В грязник. На первое новолуние.
— Ладно. Где тебя искать?
От мысли, что надо вставать и добираться до дому, меня охватывает отчаянье. Но в карете или верхами — еще страшнее!
— Проводи меня.
Тусклые улицы Туле подергиваются и плывут, каждый удар каблука в округлый булыжник болью отзывается в ребрах. Под конец Мэннор почти несет меня. Но я даже не в силах этому радоваться.
Мы стоим перед калиткой. Мэннор придерживает меня, положив мне руки на плечи.
— Что по этому поводу скажет твой жених?
Мне дела нет, что он скажет. Да и нет его в городе. Рениса призвал Фрост, и бедняга сейчас, должно быть, месит грязь порубежья, расставляя стога поближе к дороге, пряча лишних гуртовщиков при чересчур обильных отарах или отводя глаза мельнику, удивляющемуся, что нынче, не в пример прошлому, слишком много везут на помол зерна. Если Мэннору хочется это проверить, пусть проверяет.
Самое смешное, что до сих пор я ему ни словом не солгала.
Это нелепое, стремительное сватовство, согласие Горта (еще бы, ему нужны глаза на севере!) А Ренис так ошалел от неожиданного счастья, что запил и выболтал все секреты… У него еще будет время протрезветь и понять, что рыцарь Горт просто избавился от надоевшей вещи к своей выгоде. И уйти от службы ему я не могу — Ренис слишком мелок, чтобы меня защитить.
Горту нужна Золотоглазая. Глупец! С ней так же неуютно, как нетопырю, которого застал рассвет.
Я отмокала в горячей воде, откинув голову на узкий край дежи. Над водой пузырилась отдающая болотом пена.
— До вас мужчина, хозяйка.
— "К вам". Какой мужчина?
— Да чернявый, как ворон, и глазиш-ши синие, — и служанка в подтверждение закатила собственные «глазишши».
Что-то Мэннор быстро. Я ждала его не раньше, чем через три-четыре дня.
— Зови.
— Не идет. Время у него нет.
— Задержи! — я дернулась, расплескав воду. — Тетеха! Предложи напиться. Или… — и я весьма резко объяснила, чем она еще может занять мужчину.
Девка побагровела, потом скорчила рожу и пожала толстыми плечами — думала, я не вижу. Надо будет ее наказать. После.
…Мэннор увидел меня и отставил кувшин на каменный порожек.
— Ты была права во всем, Тари. Я уезжаю на рассвете. На всю жизнь тебе наша благодарность.
И все?!.. Меня чуть удар не хватил. Я судорожно вцепилась в столбик крыльца.
— Так быстро ты все проверил…
— Я заглянул в торговые книги.
Как просто… Он стоял, глядя на меня снизу вверх, готовый идти.
— Мэннор! Ты не поцелуешь меня на прощание?
Нас бросило друг к другу неодолимо и властно. Я стонала от боли, а потом забыла про все… Удивительно любить проклятого человека. Резко, ярко, не как всегда. Любить того, кого сама предаешь.
Мэннор закричал во сне. Я поспешила разбудить его. Он провел рукой по глазам, будто сдирая паутину.
— Тари, она погибнет.
— Это еще не самое страшное, — я не собиралась его щадить, пока мне это на руку. — Рыцарь Фрост сделает все, чтобы захватить Керин живую. Он верный слуга Незримым.
— Ты так хорошо разбираешься в Незримых?
— Я так хорошо разбираюсь в рыцарях, — в тон ответила я. — У меня с родом Фроста давняя нелюбовь.
— Так ты и вправду наследница Эстара.
— И Винара. Невольно чувствую себя виноватой: не выдумай он эту Легенду, жили бы все долго и счастливо… "Женщины отыщут мужество!.." Как будто оно закатившийся за ларь клубок. Я видела твою Золотоглазую в Вотеле. Такая же женщина: так же слаба, как я, так же любит тепло и боится боли…
Я осторожно потянулась, закидывая за голову безукоризненные руки: как хорошо не быть растрепанной и жалкой. Красиво смотрится лишь та болезнь, в которую играют.
— Беда в том, что ее окружают лжецы. Им понадобился идол, хоругвь. Они внушили ей, что она Избавительница. И она не щадит себя и бросается в бой, который выиграть невозможно.
Мэннор слушал очень внимательно. Тысяча изменчивых выражений скользила по его лицу, и я поняла, что, наконец-то, угадала.
— Она не даст себя увезти, — сказал он глухо. — А если я увезу ее силой, то стану для нее предателем.
Оберегая себя, я медленно села в постели. Не торопясь поправила волосы. Вздохнула. Посмотрела на Мэннора.
— А это и не нужно. Отдай ее нам. Пусть она впервые в жизни проиграет. Пусть почувствует горечь плена. Пусть уверенность в избранничестве сменится трезвым пониманием того, что женщины не созданы для ратного труда. А потом ты заберешь ее, кроткую и покорную, и все будет, как ты хочешь.
Мэннор переглотнул. Взялся за оберег — белый камушек на простом кожаном ремешке на шее. Он молчал слишком долго, и я уже начала бояться, что поспешила.
— Рыцарь Горт будет обращаться с ней с уважением. Он дает в том свое слово. Тебе претит эта мысль, но не торопись, подумай. Что — ее — ждет?..
Он дернулся, внутренне возражая, и я опустила пальцы на его запястье. Руки он не отнял — добрый знак.
— Подумай. Ты знаешь развалины сторожевой вежи на полпути между Сартом и Большими Багнами?
Мэннор кивнул.
— Я или кто-то из людей Горта будем ждать тебя там все три дня следующего полнолуния. Тогда и скажешь, что ты решил.
Глава 19
Керин задремала сидя, уронив голову на руки. Рассыпанные по плечам волосы мягко колыхались в такт дыханию. Ветер снаружи шуршал пологом палатки…
Внезапно она почувствовала сквозь сон ледяное прикосновение. Керин вздрогнула и раскрыла глаза: перед ней в полутьме палатки сидел на корточках человек, и узкий клинок в его руках касался ее шеи. Блеск клинка она и увидела прежде всего, а потом перевела взгляд на лицо мужчины и с безмерным удивлением спросила:
— Мэннор? Что за глупые шутки?.. — и осеклась, поняв свою ошибку.
Человек был похож на Мэннора, но только похож. Его темные, с почти неразличимыми зрачками глаза смотрели на нее с холодным любопытством. На губы выползла жесткая усмешка. Он смотрел на Керин, как медведь на жабу: и жалко бросить, и противно съесть.
Ей вдруг сделалось понятно, чьей молитвой Ясень, как зрелое яблоко, упал в ее ладонь. Но почему?
Керин глубоко вздохнула и двумя пальцами осторожно отвела от себя клинок. Человек этому не препятствовал, по-прежнему смотрел, усмехаясь. Золотоглазая прислушалась: ни звука не доносилось снаружи, стан точно вымер. Она вздохнула еще раз и спросила:
— Ну? И что тебе нужно?
Усмешка на его лице погасла. Гость, не отрывая взгляда, сунул нож за отворот сапога, потом негромко, будто сам себе, сказал:
— Смотрите-ка… И впрямь золотоглазая.
Голос был низкий, сорванный на ветру. Керин заставила себя улыбнуться:
