Матросы в два приема перенесли груз Растора. С первыми носильщиками он отправился сам, попросив жреца проследить за отправкой оставшихся вещей. Кажется, Тусет стал на корабле чем-то вроде третейского судьи, поскольку не претендовал ни на что, кроме книги, с которой теперь не расставался.
Айри шла рядом с ним, замыкая маленькую колонну матросов тащивших мешки и свертки.
— Растор любит тебя, — тихо сказал жрец. — Стать женой племянника Котаса Минатийца мечта многих девушек.
— Вот пусть они и выходят, господин, — проговорила девочка. — Хоть поодиночке, хоть все сразу.
Старик улыбнулся.
— Но он хочет только тебя. Его страсть непритворна. Подумай, что лучше: остаться служанкой старика или стать женой красивого и богатого молодого человека?
— Ты мудр и справедлив, господин, — не раздумывая, ответила Айри. — А что это за парень, который любимую девушку в море бросает? Нет, такого счастья мне не надо.
— Будет трудно отказать Котасу, если он попросит тебя для Растора.
Какое-то время они молча поднимались вверх по тропинке. Стемнело, и матросы несли в руках зажженные факелы.
— Я молю богов, чтобы он этого не сделал, господин, — негромко проговорила девочка.
Показались огни костров, разложенных на берегу. Тусет замолчал, внимательно глядя под ноги и стараясь не упасть на крутом спуске.
Оказавшись в лагере, девочка развила бурную деятельность. Поставила палатку жреца, принесла ему кашу из разваренных зерен пшеницы и горсть изюма.
Тусет поблагодарил и начал есть, когда подошел хмурый Растор.
— Уважаемый маг, я хотел бы купить у тебя Айри, — без предисловий начал он.
— Я не торговец, — покачал головой жрец. — И она не рабыня.
— Ты не понял, — поспешно замахал руками юноша. — Я хочу на ней жениться. Вот почему мне нужно, чтобы ты отпустил ее на волю, и я готов заплатить за это. Три дебена серебром!
— Этот остров не слишком хорошее место для подобных сделок, — назидательно проговорил Тусет. — Как только придем в Тикену, мы вернемся к этому разговору.
Растор нахмурился.
— Мне нужно, чтобы она приплыла в город свободным человеком! Моя невеста не может быть чьей-то рабыней.
— Ты, наверное, плохо слышишь? — нахмурился жрец. — Айри не рабыня. Она поклялась служить мне.
— Так освободи её от клятвы! — вскричал юноша.
— И кто будет помогать мне мыться, брить голову, стирать одежду? — спокойно спросил жрец, откладывая в сторону недоеденную кашу. — На корабле и так мало людей. Вот придем в Тикену…
— Тебе мало денег?!
Снизу вверх взглянув в горевшие яростью глаза, Тусет раздельно произнес:
— Ты слишком молод, чтобы по-настоящему оскорбить меня. Не мешай есть. Я все сказал.
Привлеченные громким разговором, матросы затихли. Молодой человек стоял, набычившись и гневно сжимая кулаки. Подошел лоцман, бережно придерживая раненую руку.
— Маг прав, господин Растор, — тихо проговорил он. — Вон придем в Тикену…
Юноша дернул плечом и ушел в темноту, что-то сердито бормоча себе под нос.
Мисос окинул Айри презрительным взглядом и, обратившись к Тусету, сказал:
— Твоя рабыня совсем закрутила голову юнцу! Что еще скажет господин Котас!
— Мне это тоже очень интересно, — кивнул жрец, вновь принимаясь за кашу.
Немного подумав, девочка расстелила одеяло у полотняной стенки, за которой кряхтел и возился Тусет. Неподалеку, прислонившись спиной к сундуку, дремал Алекс. Растор устроился на земле в трех шагах от неё, повернулся на бок и стал разглядывать возлюбленную с умильной улыбкой.
Айри спала плохо, часто просыпаясь от каждого шороха. Мимо то и дело ходили матросы, шумело море, и с клекотом похрапывал в палатке жрец.
Она проснулась едва ли раньше всех. Лагерь спал, только Алекс проделывал свои обычные упражнения.
Бросив на нее короткий взгляд, он направился к морю. Девочка скатала одеяло, сбегала в кусты по своим делам, а когда вернулась, Алекс уже сидел у сундука с мокрыми от воды волосами и лениво жевал изюм, беря по одной ягодке.
— Где мои старые вещи? — тихо спросила Айри, присаживаясь рядом.
— Здесь. Зачем они тебе.
— Не хочу в платье по кораблю лазить.
Парень понимающе кивнул, вытаскивая из своей сумки сверток.
Отвернувшись, Айри сбросила платье и, оставшись в одной набедренной повязке, натянула тунику. Потом протянула свернутое платье Алексу.
— Убери. Еще пригодится.
Тот хмыкнул.
Прибежал растрепанный со сна Растор. Подозрительно оглядев Алекса и девочку, хмуро спросил:
— Почему ты сняла платье?
— Оно слишком грязное, — спокойно ответила та.
Юноша хотел еще что-то сказать, но тут из палатки выбрался Тусет, и девочка с облегчением вернулась к своим обязанностям служанки. Пока жрец приводил себя в порядок, мылся и брился, матросы погрузили на корабль оставшиеся вещи, приготовили кашу.
Айри принесла чашку Тусету. Она хотела захватить и Алексу. Но тот отказался.
— Не нужно дразнить твоего жениха. Он и так смотрит на меня как воин на вошь.
Услышав сравнение, девочка прыснула. Растор, усевшись на землю в нескольких шагах, хмуро смотрел на них из-под густых бровей.
Алекс быстро покончил с едой, сполоснул чашку в море и обратился к жрецу:
— Господин Тусет, путешествие будет долгим. Не могли бы вы научить меня понимать либрийский. Очень неприятно чувствовать себя глухим и немым.
Тщательно пережевывая пищу остатками зубов, старик благосклонно кивнул. К ним подошел Нарон.
— Айри, спроси его, кем он был на корабле?
— Простой матрос, — ответил Алекс. — Приходилось и паруса ставить, и на веслах сидеть.
— У меня мало гребцов, — проговорил капитан. — А плыть далеко, так что придется и ему поработать веслом.
— Как прикажешь, — пожал плечами юноша.
— Айри, сворачивай палатку и на корабль, — велел Нарон девочке.
Прежде чем ступить на трап, она окинула взглядом круто поднимавшийся вверх берег, галечный пляж, заросли кустарника.
— Чего застыла? — окликнул её Прокл. — Остаться хочешь?
Матросы засмеялись. Айри вбежала на корабль, придерживая руками свернутую палатку.
Последним берег покинул Нарон.
Хмурый лоцман занял свое место у руля. Капитан набрал в грудь воздуха.
— Весла!!!
Весь день дул северо-восточный ветер, и гребцы надрывали силы, толкая судно в противоположном направлении. Бывшие рабы искоса поглядывали на Алекса. Но, несмотря на молодость, юноша работал наравне со всеми. Тугие узлы мышц ходили под тонкой рубахой непривычного покроя, на открытой груди блестели капельки пота.
