Мэй толкнула дверь и вошла в чайную. Внутри пахло имбирем, сельдереем, кипяченым маслом и еще чем-то неуловимым, чем всегда пахнут кухни. Чайная выглядела скромно, но чисто; за деревянными, выскобленными до блеска столиками сидели несколько мужчин и наливали себе вино из маленьких фарфоровых чайников[22]. На вошедшего молодого монаха они посмотрели с плохо скрываемым удивлением.
Мэй села за свободный столик. Тут же из задней комнаты вышел, как видно, сам хозяин чайной — в отличие от прочих здешних мужчин, он был одет в шелковую кофту, подбитую ватой, и шелковые синие шаровары с пришитыми по бокам алыми лентами. Его волосы лоснились от жира, а в ушах посверкивали жемчужные серьги.
Хозяин подобострастно поклонился: Приветствую святого отшельника! Такая честь для моей скромной чайной! У меня как раз поспели паровые лепешки, разварной рис и имбирные пироги с соей! Угодно ли отведать? Мэй кивнула.
— Отлично! — обрадовался хозяин. — Есть у меня и свободные комнаты, удобные, со свежими циновками, моя дочка сама плетет эти циновки — залюбуешься! Переночуйте, отдохните!
Мэй снова кивнула.
— Ах, какое благословение для моего дома, святой монах-отшельник переночует у меня! Отче, вы, вероятно, спустились с Туманных скал? Вы пребываете в тамошней обители или в одиночестве спасаете свои три бессмертных души?
Мэй на всякий случай покачала головой — о Туманных скалах она знала лишь то, что пролетала над ними на драконе. Потом она указала на свои губы и снова покачала головой, чтобы хозяин чайной не принял ее молчание за невежливость. Тот понял:
— О, вы соблюдаете обет молчания! Понятно, понятно! Не смею больше вас смущать своей болтовней, немедленно принесу вам кушанья и самого лучшего чаю! А дочке велю приготовить вам комнату!
Мэй сложила руки в благословляющем жесте, хозяин довольно ухмыльнулся и заторопился на кухню. Уже через несколько минут он самолично поставил перед Мэй глиняную плошку с рисом, блюдо с пирожками, чашечку соуса, пучок сельдерея и положил чистые палочки для еды, обернутые полоской белой бумаги. Затем принес свежезаваренный зеленый чай. Мэй благодарно поклонилась и принялась за трапезу. Ее немного смущало то, что с собой у нее нет ни монетки, но, когда она покончила с рисом и пирожками и принялась за чай, ей в голову пришла ценная мысль. Она распрямила бумагу, в которую были завернуты палочки для еды, достала свою кисть, обмакнула ее в чай и вывела надпись:
«Благое дело превращает бумагу в серебро».
И тут же полоска бумаги стала слитком серебра — правда, небольшим, но его с лихвой могло бы хватить в качестве платы за еду и ночлег.
Вернулся хозяин, поглядел на слиток серебра, а затем мрачно глянул на Мэй.
— Эх, святой отшельник! — сказал он в сердцах. — Показывал бы ты свои чудеса в другом месте! Меня не проведешь, я всегда отличу подлинное серебро от серебра, которое вы, монахи, наколдовываете своими молитвами! Будто неведомо мне, что вы никогда не носите с собой денег, бритоголовые жулики!
Мэй ужасно удивилась такой перемене в настроении хозяина. Поначалу он готов был свои глаза вынуть и подать ей на блюде, а теперь чуть ли не прогонял прочь из чайной. Тут мужчина заметил в руках Мэй кисть.
— Вот что, святой отче, — сказал хозяин. — Если тебе нечем расплатиться со мной, то расплатись трудом. Вижу, ты искусный каллиграф, раз в руках у тебя такая прекрасная кисть. Обнови надпись на вывеске над моей чайной — и считай, что мы в расчете. Хорошего каллиграфа сейчас днем с огнем не сыщешь, да и за каждый начертанный иероглиф они, говорят, берут воз золота и драгоценностей. Согласен, отче?
Мэй, разумеется, согласилась. Хозяин сходил на Улицу, снял вывеску и принес ее, положив на стол перед девушкой, которую упорно считал юношей, монахом. Мэй достала тушечницу и плитку туши, растерла тушь и, мысленно призвав в помощницы свою наставницу Крылатую Цэнфэн, принялась обновлять надпись. Работала она почти до темноты: в комнату пришлось внести масляные лампы... Когда Мэй завершила работу и поставила точку над последним иероглифом, все бывшие в чайной (а в нее за это время набилось немало любопытных, потому что весть о чудесном монахе-каллиграфе быстро разнеслась по деревне) ахнули от удивления. Надпись сверкала так, словно была выложена золотом и драгоценными камнями. Хозяин чайной, вдоволь налюбовавшись своей новой вывеской, поклонился Мэй и сказал почтительно:
— Простите, святой отче, что я поначалу принял вас за проходимца. Теперь я вижу, что вы великий мастер каллиграфии. Не откажитесь переночевать в моем доме, а завтра я устрою в вашу честь праздничную трапезу. Новая вывеска — это событие. Теперь, глядишь, и жизнь у меня обновится, станет куда веселей да удачливей!
Мэй с почетом препроводили в отведенную ей комнату, не замечая, что она чуть не падает от усталости. Едва девушка осталась одна, как она, не раздеваясь, рухнула на кровать и уснула крепко-крепко, без снов.
Утром ее разбудил странный шум. Мэй открыла глаза и лежала прислушиваясь. Наконец она поняла — это трещат праздничные хлопушки! Неужели хозяин чайной и впрямь решил устроить целое торжество из-за того, что она обновила надпись на его вывеске? Мэй привела себя в порядок и спустилась вниз, в общую залу, которая теперь вся была украшена бумажными цветами, фонариками и тряпичными уклами. Ее встретил запыхавшийся хозяин чайной:
— Доброго вам утра, святой отче! Не угодно ли откушать свежего соевого творога с бобами? А еще я приготовил для вас лучший чай — «перышки феникса»! Не откажите в такой милости, угощайтесь, я ни грошика с вас не возьму, вы доставили мне такую радость!
Мэй, все еще удивляясь, кивнула. Покуда она расправлялась с хозяйским угощением, в чайную снова набились посетители. Они шептались и без конца бросали на Мэй любопытные взгляды. Из их перешептываний девушка поняла одно: после того как она облагородила вывеску чайной, произошло еще нечто чудесное. И эта догадка подтвердилась, едва Мэй вышла на улицу. Теперь чайный дом весь сиял новой краской и позолотой, крыша сверкала едва просохшим лаком, а на ее коньках красовались посеребренные фигурки драконов. Перед чайной пышно цвели кусты пионов, которых вчера и в помине не было. Неужели причиной всему надпись, сделанная рукой Мэй?
Принцессе не пришлось долго размышлять над этим вопросом. Хозяин чайной, поминутно кланяясь, сообщил ей, что старейшины деревни желают обратиться к Мэй с просьбой. И действительно, три старца почтенного вида подошли к ней с поклонами. Хозяин чайной проводил всех их в сад, примыкавший к дому.
Старцы внимательно смотрели на молодого монаха.
