Один из сыновей Рошаня находится здесь, во дворце. Он придворный, но еще и заложник в каком-то смысле, если до этого дойдет. Лично Лю считает, что Рошань не позволит этому факту помешать ему сделать то, что он решил. Двое из советников генерала были задержаны в городе три недели назад по наущению первого министра: их обвинили в консультации с астрологами после наступления темноты, что является серьезным преступлением. Разумеется, оба отрицали свою вину. И все же они остаются под стражей. Рошаню, кажется, это совершенно безразлично.
Обсуждения будут продолжаться.
Раздается шелест. Худой алхимик, священнослужитель Пути, появляется рядом с троном, держа нефритовую с золотом чашу на круглом золотом подносе. Император, не отрывая глаз от танцовщицы, которая не сводит глаз с него, выпивает эликсир, предписанный ему на этот час. Она выпьет свой позже.
Ему, может быть, никогда не понадобится гробница. Может быть, он будет жить вечно, есть золотистые персики в павильонах из сандалового дерева, окруженных ухоженными лаковыми деревьями и бамбуковыми рощами, садами хризантем рядом с прудами, в которых плавают лилии и цветы лотоса дрейфуют среди фонариков и светлячков, как воспоминания о смертности людей.
* * *
Тай посмотрел через возвышение на поэта, а потом перевел взгляд на лампу и тень от нее на стене. Глаза его были открыты, но не видели ничего, кроме смутных очертаний.
Сыма Цянь закончил свой рассказ о том, что он знал. Он сказал, что это постепенно становится известным людям со связями при дворе или среди чиновников.
Это была история, о которой легко могли узнать ждущие экзамена студенты. Стало быть, она могла дойти до ушей друзей Тая: двух принцесс отправили в качестве жен в племя богю в обмен на срочно понадобившихся племенных коней для разведения и для кавалерии, так как все большее количество кочевников приходит служить за деньги в армию Катая. Одна из принцесс — настоящая дочь императорской семьи, другая, в результате старого, хитрого трюка…
«Это касается твоей сестры», сказал поэт.
Многое стало понятным в этой залитой мягким светом приемной в доме куртизанок, поздно ночью, в провинциальном городе вдали от центра власти. Откуда старший брат Тая, доверенное лицо и главный советник первого министра Вэнь Чжоу сделал шаг, который люди посчитали бы блестящим, эффектным подарком для всей их семьи, а не только для него самого.
Тай, глядя на тень, внезапно увидел маленькую девочку, сидящую у него на плечах и тянущую руку, чтобы сорвать абрикос…
Нет. Он отогнал прочь этот образ. Он не мог позволить себе такую дешевую сентиментальность. Подобные мысли свойственны слабым поэтам, импровизирующим на пиршестве у сельского префекта, или студентам, с трудом пытающимся сложить заданные стихи на экзамене.
Вместо этого он вызовет в памяти картинки тех дней, когда генерал Шэнь Гао уже вернулся домой из походов: образ своенравной девочки, подслушивающей у дверей, — она позволяла увидеть или услышать себя, чтобы они могли прогнать ее, если захотят, — когда Тай по утрам беседовал с отцом о мире.
Или, позднее, когда генерал ушел в отставку и поселился в своем поместье, ловил рыбу в реке и печалился, когда сам Тай возвращался домой: с далекого севера, с горы Каменный Барабан, или на каникулы по праздникам с учебы в Синане.
Ли-Мэй была уже не той серьезной, круглолицей малышкой. Она побывала вдали от дома, три года служила императрице при дворе, готовилась к замужеству перед смертью отца.
Еще одна картинка: северное озеро, дом в огне, пылающие костры. Запах горящей плоти, люди, которые делали ужасные вещи с другими людьми — с мертвыми и с еще живыми.
Воспоминания, от которых ему хотелось бы избавиться.
Тай поймал себя на том, что сжимает кулаки. Заставил себя прекратить. Он терпеть не мог быть понятным и прозрачным, это делает человека уязвимым. Собственно говоря, именно старший брат Лю научил его этому.
Он увидел, что Сыма Цянь смотрит на него, на его руки, и на его лице читается сочувствие.
— Мне хочется кого-нибудь убить, — признался Тай.
Пауза, чтобы это обдумать.
— Мне знакомо это желание. Иногда это эффективно. Но не всегда.
— Мой брат… ее брат сделал это, — произнес Тай.
Женщины ушли, они остались одни на возвышении.
Поэт кивнул:
— Это очевидно. Он ждет, что ты его за это похвалишь?
Тай уставился на него:
— Нет.
— Правда? Возможно, он этого ждал. Учитывая то, что это дает вашей семье.
— Нет, — повторил Тай и отвел глаза. — Он устроил это через первого министра. Должен был.
Сыма Цянь кивнул:
— Конечно, — он налил себе еще вина, показал на чашку Тая.
Тот покачал головой и произнес… слова сами вырвались у него:
— Я также узнал, что первый министр Вэнь взял к себе женщину, которую я… мою любимую куртизанку из Северного квартала.
Его собеседник улыбнулся:
— Все переплелось, как ткань правильного стиха. Это еще один человек, которого ты хочешь убить?
Тай вспыхнул, понимая, каким банальным это должно казаться такому искушенному человеку, как поэт. Теперь дуэль за куртизанку. Студент и высокий правительственный чиновник! До смертельного исхода! Такую несерьезную сказку разыгрывали на базарной площади в кукольном театре на потеху глазеющих крестьян.
Он слишком сердился и понимал это.
Тай протянул руку и все-таки налил себе еще вина. Снова оглядел комнату. Всего человек десять еще не спали. Было уже очень поздно. Он ехал верхом с рассвета этого дня.
Его сестра уехала. Янь лежит мертвый у озера. Его отец умер. Его брат… его брат…
— Есть много людей в Синане и в других местах, — мрачно произнес Сыма Цянь, — которые желали бы не видеть первого министра… среди живых. Он должен принимать меры предосторожности. Имперский город сейчас убийственно опасен, Шэнь Тай.
— Тогда я хорошо в него впишусь, правда?
Поэт не улыбнулся:
— Не думаю. Я думаю, что ты встревожишь людей и сместишь равновесие. Кто-то не хочет твоего приезда. Это очевидно.
Очевидно…
Трудно, несмотря ни на что, представить себе брата, выбирающего убийцу. Это причиняло боль, как удар. Это было трещиной, пропастью в привычном мире.
Тай медленно покачал головой.
— Возможно, это сделал не твой брат, — сказал поэт, словно читая его мысли. Женщина-воин Каньлиня, Вэй Сун, несколько дней тому назад, ночью, тоже их прочла. Таю это не понравилось.
— Конечно, это сделал он! — резко ответил он. За его словами скрывалось нечто темное. — Лю должен был предвидеть мою реакцию на то, как он поступил с Ли-Мэй.
