— Он мог ожидать, что ты убьешь его за это?
Тай подавил в себе мрачный бой барабанов. Поэт удерживал его взгляд своими широко расставленными глазами.
В конце концов Тай пожал плечами:
— Нет, не мог.
Сыма Цянь улыбнулся:
— Я так и думал. Между прочим, на крыльце какой-то человек ходит взад и вперед и смотрит на нас. Маленького роста. В черном. Может быть, это еще один воин Каньлиня, посланный за тобой…
Тай даже не взглянул.
— Нет. Это мой воин. Да, из Каньлиня. Я нанял телохранителя в крепости у Железных Ворот. Этого воина послал из Синаня один человек, чтобы остановить убийцу.
— Ты ему доверяешь?
Тай вспомнил Вэй Сун сегодня ночью в переулке, когда за ним пришли люди губернатора. Он ей действительно доверяет, понял он.
Раньше то, что кто-то так явно охраняет его, вызвало бы у него раздражение: потеря самостоятельности, предположение, что он не в состоянии позаботиться о себе сам. Теперь, после того, что он узнал, — другое дело. Ему надо будет обдумать и это тоже.
Но только не сегодня. Он слишком устал и не мог перестать думать о Ли-Мэй. А потом — о Лю. Первый сын, старший брат. Они много лет жили в одной комнате…
Тай отбросил и эту мысль. Снова сентиментальность. Они уже не дети.
— Это женщина, — уточнил он. — Из воинов Каньлиня. Она видела, как солдаты губернатора ушли с арестованными, и решила, что кому-то нужно остаться на страже. С ней бывает трудно.
— С ними всеми бывает трудно. Женщины, воины Каньлиня. А уж в одном лице… — поэт рассмеялся. Потом спросил, как почти ожидал Тай: — Кто тот человек в Синане, который послал ее?
Он ведь уже решил доверять и этому человеку, не так ли?
— Та куртизанка, о которой я упомянул. Наложница Вэнь Чжоу.
На этот раз поэт заморгал и сказал через несколько секунд:
— Она пошла на такой риск? Ради мужчины, который отсутствовал два года? Шэнь Тай, ты… — Он не закончил эту мысль. — Но если твоей смерти хочет первый министр, даже риск потерять твоих коней для империи, возможно, не заставит его передумать.
Тай покачал головой:
— Если убить меня сейчас, после того как пришло сообщение о конях, Чжоу или мой брат рискуют, что кто-нибудь — вы, Сюй Бихай, даже комендант у Железных Ворот — свяжут это с ними. Потеря такого большого количества сардийских коней придала бы значение моей смерти. Враги Вэнь Чжоу могут использовать это и свалить его.
Поэт задумался.
— Тогда о чем речь? Ты ничего не мог бы сделать для сестры у Куала Нора, правда? Ты был слишком далеко, было уже слишком поздно, но убийцу все равно послали. Для того чтобы устранить нового врага раньше, чем он вернется? — Он поколебался. — Или, может быть, соперника?
Это было похоже на правду.
Ее волосы при свете лампы…
«А если один человек заберет меня отсюда, когда ты уедешь?»
— Это возможно, — согласился Тай.
— Ты поедешь дальше в Синань?
Тай улыбнулся, в первый раз после того, как вернулся сверху. И сказал невесело:
— Я ведь должен это сделать? Я отправил сообщение. Меня будут ждать с нетерпением!
На этот раз ответной улыбки не последовало:
— Или будут ждать на дороге, это тоже возможно. Шэнь Тай, ты примешь в попутчики недостойного друга?
Тай сглотнул. Этого он не ожидал.
— Зачем? С вашей стороны было бы глупо и опасно подвергать себя…
— Ты помог мне вспомнить поэму, — ответил тот, кого называли Изгнанным Бессмертным.
— Нет смысла…
— И ты два года хоронил мертвых у Куала Нора.
Снова молчание. В этом человеке много пауз, подумал Тай. Пространства между словами, не менее важного, чем сами слова.
В другом конце комнаты кто-то начал тихо перебирать струны пипы, и звуки поплыли сквозь свет ламп и тени, как листья по освещенному луной потоку.
— Синань изменился. Тебе понадобится человек, знающий тот город, которым он стал с тех пор, как ты уехал. Знающий лучше, чем некоторые воины Каньлиня, вышагивающие взад и вперед, — Сыма Цянь ухмыльнулся, а потом рассмеялся, забавляясь какой-то мыслью, которой не захотел поделиться.
Рука поэта, заметил Тай, потянулась к мечу и прикоснулась к нему.
«Друг» — вот слово, которое он произнес.
* * *
Путешествие не кончается тогда, когда кончается.
Эта избитая мысль приходит ей в голову в холоде ночи, пока она ждет одна в своей юрте. Ли-Мэй не спит и не ложится под овечьи шкуры, которые ей приготовили на ночь — в степи под звездами может стать еще холоднее. Когда опущен клапан, внутри юрты темно, как в гробнице. Она не видит даже собственных рук. Ли-Мэй сидит на тюфяке, полностью одетая, сжимая в руке маленький кинжал.
Она дрожит, и ей это не нравится, хотя никого здесь нет и никто не видит ее слабости.
Учение о священном Пути использует фразу о путешествии и месте назначения, чтобы проповедовать, в том числе, что путешествие человека по времени и мирам не заканчивается смертью.
Она не знает, — да и откуда ей знать? — но вера богю включает ту же мысль. Душа возвращается к Небесному Отцу, а тело уходит в землю и продолжает существовать в иной форме, потом в иной, и еще в иной, пока не сломается колесо.
Ли-Мэй поняла сегодня еще кое-что. Точнее, кое-что узнала. И это случилось в тот момент, когда она увидела волков на склоне и человека с ними и наблюдала, как возник хаос. Кочевников за ее спиной охватила паника — этих жестких, свирепых мужчин степей, само существо которых требует не показывать страха никому, и самим себе — тоже.
Что-то должно произойти. Путешествие, одно путешествие, закончится. Возможно, прямо здесь.
Поэтому Ли-Мэй не спит. Она одета и ждет. С кинжалом.
Поэтому когда раздается вой первого волка, она не удивляется. Но все равно не может удержаться от того, чтобы судорожно не вздрогнуть, услышав этот тоскливый, дикий вой, и не может заставить руки не дрожать еще сильнее. Можно быть храброй и бояться. Она, например, боится, что порежется кинжалом, поэтому откладывает его в сторону.
Вожак волков начинает сам, потом подхватывают другие, наполняя простор ночи своими голосами. Но собаки кочевников — крупные волкодавы — молчат, как молчали с тех пор, когда увидели первого волка на закате.
Вот почему, прежде всего, она так уверена, что происходит нечто странное. Собаки должны были взбеситься при виде волков и раньше, и услышав их сейчас.
Ни звука. Они не издают ни звука.
Ли-Мэй слышит движение снаружи: всадники вскакивают на коней. Им спокойнее верхом, она это уже поняла. Но не слышно выкриков, приказов, воинственных кличей и лая собак. Это неестественно.
