К тому моменту, как Гермиона заговорила вновь, небо ещё немного посветлело.
— Я боюсь, — почти шёпотом сказала она. — Не умереть снова, точнее, не только этого. Я боюсь не справиться. У меня была возможность победить тролля, а я просто погибла…
— Волдеморт усилил этого тролля, превратив его в оружие. А ещё он испортил все твои волшебные предметы — это я просто, чтобы ты знала.
— Я погибла. А ты убил тролля. Как-то убил. Насколько я помню, он тебя даже не замедлил, — Гермиона не плакала, на её щеках не блестели слёзы, она просто смотрела вдаль на светлеющее небо там, где взойдёт солнце. — А затем ты вернул меня к жизни в виде Сверкающей Принцессы Единорогов. Я уверена, я бы так не смогла. Боюсь, я никогда не буду на это способна, что бы там люди обо мне ни думали.
— Полагаю, так начнётся твой путь … — Гарри остановился. — Извини, мне не следует пытаться повлиять на твоё решение.
— Нет, — прошептала Гермиона, по-прежнему не отводя глаз от холмов вдалеке. — Нет, Гарри, мне хотелось бы это услышать, — сказала она громче.
— Ну, хорошо. Полагаю, именно такие у тебя начальные условия. Всё, что было раньше… просто поставило тебя на то же место, с которого я начал в сентябре — тогда я считал себя просто вундеркиндом, а потом обнаружил о себе что-то новое, что мне нужно было ещё оправдать. Если ты не хочешь сравнивать себя со мной и моей, — моими взрослыми мыслительными привычками, скопированными с Тома Риддла, — тёмной стороной… тогда просто вспомни, что ты ярчайшая звезда Когтеврана, ты создала собственную организацию для борьбы со школьными хулиганами, и тебе удалось остаться в здравом уме, когда твою волю пытался подчинить сам Волдеморт, и всё это в двенадцать лет. Я посмотрел старые записи, и выяснил, что твои отметки лучше, чем были у Дамблдора на первом курсе, — не считая оценки по Защите, тут уж просто Волдеморт постарался. — Теперь у тебя есть кое-какие способности и репутация, которую надо оправдывать, и мир вот-вот поручит тебе сложные задачи. Вот откуда всё и начнется для тебя, точно так же, как началось для меня. Не стоит себя недооценивать, — и тут Гарри плотно закрыл рот, потому что получалось, что на самом деле он уговаривает Гермиону, а это было неправильно. По крайней мере, ему удалось остановиться, прежде чем он спросил: если она, со всеми своими способностями, не может быть героем, то кто вообще, по её мнению, может.
— Знаешь, — сказала Гермиона куда-то в горизонт, так и не глядя на Гарри, — однажды у меня был похожий разговор с профессором Квиррелом — про то, каково это — быть героем. Конечно, профессор тогда занимал противоположную сторону. Тем не менее, сейчас я почему-то чувствовала себя как в тот раз, когда он спорил со мной.
Гарри крепко сжимал губы. Непросто позволять людям принимать собственные решения, ведь это значит, что они имеют полное право на решения неверные, но без этого — невозможно.
Небо вокруг них становилось светлее, и голубая оторочка школьной мантии Гермионы теперь на чёрном фоне казалась ярче. С западной стороны неба уже исчезли звёзды. Гермиона медленно заговорила:
— Профессор Квиррелл сказал мне... он сказал, что однажды был героем. Но люди не помогали ему, и поэтому он всё бросил и ушёл заниматься чем-то более интересным. Я сказала ему, что он был неправ… на самом деле, я сказала ему: «это чудовищно». А профессор Квиррелл сказал, что, может, он и ужасный человек, но как тогда назвать тех людей, которые даже не пытались быть героями? Они были ещё хуже? Я не знала, что ответить. В смысле, неправильно же говорить, что хорошие люди — это только герои, похожие на Гриффиндора… хотя, думаю, с точки зрения профессора Квиррелла, только люди с великими целями имеют право дышать. А я в это не верю. Но вот так просто перестать быть героем, как поступил он — это казалось неправильным. И я просто стояла там как дура. Но теперь я знаю, что мне тогда надо было ему ответить.
Гарри тщательно старался дышать ровно.
Гермиона поднялась с подушки и повернулась к Гарри.
— Я больше не буду брать на себя роль героини, — сказала Гермиона, стоя на фоне светлеющей восточной стороны неба. — Вся эта идея с самого начала никуда не годилась. Просто есть люди, которые делают, что могут. Что угодно. И ещё есть люди, которые даже не пытаются делать то, что они могли бы, и да, так вести себя неправильно. Я больше не собираюсь становиться героем. Я даже постараюсь больше не думать в терминах героизма. Но я не стану делать меньше, чем я могу… ну, во всяком случае, существенно меньше, всё-таки, я лишь человек.— Гарри никогда не понимал, что таинственного люди находят в Моне Лизе, но ему казалось, что если бы он сейчас сфотографировал отстранённую радостную улыбку Гермионы, то потом мог бы смотреть на неё часами, ничего не понимая, хотя Дамблдор наверняка понял бы всё с первого взгляда. — Я не выучу свой урок. Я правда буду настолько глупа. Я и дальше буду продолжать делать всё, на что я способна, или, по крайней мере, часть того, что я могу… ну, ты меня понимаешь. Даже если мне придётся снова рисковать жизнью, и до тех пор, пока риск того стоит, или если это, ну, не глупо на самом деле. Таков мой ответ. — Гермиона сделала глубокий вдох, на её лице была написана решимость. — Итак, я могу что-нибудь сделать?
У Гарри пересохло в горле. Он потянулся к кошелю и показал пальцами М-А-Н-Т-И-Я, потому что просто не мог говорить, и вытащил дымчатую ткань Мантии Невидимости, предлагая её Гермионе в последний раз. Гарри пришлось сказать эти слова через силу:
— Это Истинная Мантия Невидимости, — произнёс он почти шёпотом, — Дар Смерти, унаследованный от Игнотуса Певерелла его потомками, Поттерами. А теперь она твоя…
— Гарри! — воскликнула Гермиона. Она скрестила руки на груди, будто пытаясь защититься от такого подарка. — Ты не должен этого делать!
— Я правда должен это сделать. Я сошёл с пути, который позволяет быть героем, я не имею права больше рисковать, отправляясь в приключения. А ты… можешь. — Гарри поднял свободную руку и вытер глаза. — Думаю, она была создана для тебя. Для человека, которым ты собираешься стать. — Оружие против Смерти в обличье тени отчаяния, которая затуманивает разум человека и высасывает надежды на будущее. Думаю, ты будешь биться не только с дементорами, но и с другими обличьями Смерти... — Я не одалживаю тебя, моя Мантия, но отдаю тебя в руки Гермионы Джин Грейнджер. Защищай её как следует отныне и вовеки.
Гермиона медленно протянула руку и взяла Мантию. Казалось, она сама еле сдерживается, чтобы не расплакаться.
— Спасибо, — прошептала она. — Думаю… конечно, я покончила с разными геройскими понятиями… но, думаю, ты всегда был моим таинственным старым волшебником, с нашей самой первой встречи.
