…С каждой новой вспышкой ветвящихся молний я видел очертания исполинских фигур, медленно приближающихся к городу. Они шли, предвестники хаоса и разрушения, и от их поступи содрогалась земля, покрываясь сетью крупных трещин…
Оскалившись, я дёрнул головой.
Л-лядь!..
— Ооо, ну конечно же помнишь! Именно его ты и видел в своих снах. Снах, которые жители этого мира видеть не способны.
…- Каждую ночь мне видятся обрывки сновидений, и, думаю, это не сон, а воспоминание.
— Сновидений? — Сидиус озадаченно нахмурился и выгнул бровь. — Что такое «сновидений» и «сон»?…
Лютер щёлкнул пальцами.
— В любом случае, стоит признать — Древние своего добились. Мы стали действовать опрометчиво. И, взъярённые их наглой атакой и потерей связи с Кальмуаром, после отражения их нападения мы тут же послали новое боевое подразделение для окончательного, как нам тогда казалось, подавления последних остатков сопротивления — которое, как ты уже понял, тоже не вернулось. И вот тогда-то буйные головы остудили свой пыл и стали разбираться, пока, наконец, не выяснили, что именно за коварные сети отныне окружают Древнир. Стало понятно, что не имеет ни малейшего смысла и дальше жертвовать опытными бойцами, ведь отправляя их через Врата, мы обрекали их на неизбежное обнуление памяти и формирование совершенно новой личности в непредсказуемой физической оболочке. Ведь ты же не забыл слова Мандрима Знамиира, верно?
…- Ты спросил, кем я хочу быть, но каковы варианты?
— Их нет. Ты ограничен лишь своим желанием…
— Здесь ты можешь стать кем захочешь, — продекламировал Лютер иными словами тот же самый смысл. Или же нет? Ограничение собственным желанием и становление кем захочешь всё же накладывают разные ограничения… Неужели Знамиир сказал ему иначе?? — Удивительно, но именно это и оказалось решением наших проблем. Ведь зачем посылать профессиональных воинов, если можно отправлять калек, больных, стариков, нищих и прочий ущербный сброд, от которого на Ксантии и в колониях нет абсолютно никакого толку, однако который в Древнире может стать абсолютно кем угодно, ступив на Дорогу Могущества. И ведь никого даже и уговаривать толком не пришлось — все сами добровольно ломанулись в магический мирок за новой жизнью! Естественно, перед отправкой всех экспантов подвергали всевозможным психологическим и ещё бог весть каким изощрённым обработкам, чтобы воздействовать на глубинное подсознание и добиться хотя бы частичного пробуждения старой личности для выполнения задач во благо Ксантии. — Он шумно выдохнул и улыбнулся. — Но всё было тщетно до тех пор, пока в один из дней запертый за изнанкой мира Великий командир двардрэнских псов не смог, наконец, пробиться сквозь брешь обратно в Древнир.
…серая кора древоматери с ужасающим треском взорвалась изнутри и Троллиария с криком боли и отвращения выплюнула из своего чрева нечто тёмное и склизкое. Покрытые жижей гибкие, шевелящиеся жгуты существа стелились по земле, длинные пальцы с острыми когтями вгрызались в грязь, а покрытое чёрной корой извивающееся тело мерзко трещало, разрабатывая новые мышцы и суставы.
А затем оно вдруг замерло, и в следующее мгновение резко развернуло голову и посмотрело прямо на меня своими горящими во тьме желто-оранжевыми глазами…
— Теперь-то ты понимаешь, Саргон? Кальмуар вернулся, однако подпал под воздействие системы и лишился большей части своих былых сил! Все эти годы он крупица за крупицей возвращал их, и когда они восстановятся в достаточной мере, Посланники Ксантии наконец смогут вспомнить своё прошлое! НАШЕ ПРОШЛОЕ, Саргон! Ведь сюда отправились не только калеки, но и добровольцы, у каждого из которых были на то свои собственные причины!
Моё сердце на мгновение сжалось.
Стойкое, никогда не покидающее меня желание что-то или кого-то найти в этом огромном мире, чтобы наконец исполнить обещание, данное в моей прошлой, давно ушедшей жизни…
Обещание…
— Саргон, ты только подумай! — Крик Лютера пробился в моё сознание, преодолевая окутавшую его гудящую трясину. — Когда Древнир всё-таки падёт к нашим ногам и станет частью Единой Империи, мы получим возможность стать верховными правителями этого мира! Хотя, если тебе это не по вкусу, всегда можно двинуться на покорение новых миров, как то делает Великий Кальмуар. Ну, или можешь вернуться на Ксантию и встать вровень с могущественнейшими родами древнейшей аристократии. — Он мерзко ухмыльнулся. — Для этого всего-то и нужно, что помочь нам с Кальмуаром вернуть всем Посланникам их отнятые силой воспоминания. Разве ты этого не хочешь? Узнать наконец, кем же ты являешься на самом деле?
В тронном зале наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь взволнованными ударами сердец моих друзей, замерших в ожидании судьбоносного ответа своего короля.
Я слегка дёрнул щекой, криво усмехнувшись, и медленно поднял взгляд на Кальмуара, посмотрев прямо в его сияющие жёлто-оранжевые глаза.
— Твоя шавка что-то тут так долго распиналась, что мне уже даже стало скучно. — Я смерил остолбеневшего Лютера презрительным взглядом. — Неужели столь жалкий силпатишко достоин того, чтобы ты сделал из него Сазэрима?
Лютера Рич нахмурился в недоумении, в то время как Кальмуар словно бы ожил и в сильнейшем воодушевлении подался вперёд, шевеля своими многочисленными, свисающими с кроны гибкими прутьями.
— Оооо! — его жуткая улыбка стала ещё шире. — Как интере-е-есно! От бесполезного Таллиара ты этого узнать не мог, значит, ты поглотил кого-то ещё из моих старых друзей? Ммм, плохой лимрачик, очень плохой. И кто же это был?
Я хмыкнул.
— Скоро узнаешь.
— Оооу, — Пастухар закатил глаза, — как самоуверенно… Что же касается дорогого Лютера, то, боюсь, уж тебе-то, Саргон, с ним теперь точно не справиться.
— Да неужели? — Я насмешливо вскинул бровь. — Хочешь сказать, что этот малохольный, жадный колдунчик стал настолько силён, что сможет совладать с Дравэрином?
Глаза Кальмуара ярко вспыхнули, а рот приоткрылся в изумлении.
— Так ты один из Сияющих Цикла!
Пожав плечами, я с наглой ухмылкой развел руки в стороны.
— К вашим услугам.
Пастухар громогласно рассмеялся.
— Превосходно! Просто великолепно!!! — Его древесная пасть оскалилась в наслаждении. — Что ж, раз ты явил своё настоящее лицо, то и мне больше незачем скрывать свой истинный лик.
Кальмуар расправил лапы с гибкими пальцами-ветвями и из его глотки раздался искаженный хохот, от которого кровь леденела в жилах. А затем его тело огромного Пастухара вдруг стало с хрустом перестраиваться: напоминающая грязные потёки кора сдвинулась и разошлась, являя белую древесную кожу; тонкие женские руки с острыми ногтями прошлись по формирующейся изящной талии и гладкому животу, появилась полуприкрытая корой подтянутая грудь, выгнувшаяся от глубокого, жадного вдоха, и ствол внизу с треском распался, разделяясь на две длинные ноги с совершенными бёдрами и очерченными икрами. Прижав ладони к запрокинутой голове, это сбросившее наконец свой отвратительный кокон создание явило миру прекрасное, и одновременно с этим пугающее своей жестокостью высеченное из дерева женское лицо. Пригладив пальцами многочисленные гибкие ветви волос, опадающие ей на спину и плечи, её полные губы разошлись в манящей улыбке, а желто-оранжевые глаза сверкали непоколебимым превосходством, не скрывая более своей подлинной сути.
Кальмуара. Пастырь Цикла.
— Ты ведь пришел сюда биться, верно, Саргон? — Прозвенел чистый, преисполненный предвкушения голос. — Уверена — даже всё только что услышанное тобой не поколеблет твоего решения! Что ж, меня это полностью устраивает!
