Вскоре замелькала знакомая ограда института, и Мелёшин лихо завернул на стоянку. Обувшись в мокрые сапоги, я замоталась в шарф и схватила сумку. Мэл оперативно выскочил из машины и очутился внизу, страхуя вытянутыми руками.
— Не стоит, — ответила я холодно, но Мелёшин не послушался, стянув меня за талию.
— Провожу тебя.
— Нет, — отрезала я и побрела, чувствуя, как мерзопакостно ногам в мокрой обуви, и шарф неприятно холодит шею.
— Егорчик, мы едем? — высунулась из дверцы девушка.
— Подожди, — отмахнулся Мэл и взял меня за локоть.
— Не надо, — вырвала я руку. — Катись отсюда. Сама дойду.
— Я провожу, — не менее настырно ответил он, схватив мою сумку.
— Мелёшин, не стоит препираться. Ты упрямый, я тоже. Хочешь меня заморозить?
— Пойдем, — направился он к калитке.
— Говорю же, дойду сама. Не заставляй ждать свою… близкую подругу.
— Она говорила много лишнего, не обращай внимания, — сказал Мэл виновато. — Напросилась подвезти. Зря я согласился.
— Не оправдывайся. Всё в порядке, — уверила я нарочито спокойно. Толкнуть, что ли, его в сугроб?
— Все-таки ты ненормальная. Зачем тебя понесло в лес?
— Я ненормальная? — воскликнула с горячностью. — Помнишь, ты сказал, что не причинишь мне боль?
— Если имеешь в виду… ну, когда я ударил тебя в лесу по… — замялся он.
— Дурак ты, Мелёшин. За сегодняшний вечер сделал больно раз десять, — увидев испуг в его глазах, приложила мокрую варежку к сердцу. — Вот здесь болит. Не переставая. И знаешь что? Твой цитрус мне не понравился. Можешь хоть сейчас позвонить Пете, на здоровье. Просто не жалеешь меня прежде всего. Добиваешься каких-то своих целей, ступая по головам, по ногам, по трупам, но какой ценой?
— Ты замерзнешь, — сказал он, растерянный тирадой.
— Не могу понять, чего хочешь от меня, Мелёшин, и какие между нами отношения. Определись, пожалуйста, и отдай сумку, у меня ноги застыли.
— Егорчик, когда поедем? — крикнула нетерпеливо девушка, опять высунувшись из машины. — Давай заскочим по пути в «Вулкано». Там сегодня отличный танцинг.
— Слышал? — кивнула я в сторону танка. — Как ты мог забыть? У тебя следующим пунктом стоят танцульки, а мне нужно срочно сушить шмотки и греться в душе. Я же недолеченная, зато здорово развлеклась и наелась снега.
— Эва, зачем ты так? — отозвался тоскливо Мэл.
— Да мне осточертело с тобой сюсюкаться, когда на тебе виснут другие бабы! — закричала я, стуча зубами. — Когда они как мухи роятся вокруг тебя! Когда ты уходишь и забываешь обо мне, пропадая неизвестно где и неизвестно с кем! Я так не хочу, понял? У меня есть только мой и больше ничей парень! А ты мне кто? Однокурсник! А теперь беги и звони, стучи ему, злорадствуй! — вырвав сумку из рук Мелёшина, потерявшего дар речи, я побежала к калитке. Чуть не шмякнулась на повороте и, не оглядываясь, помчалась как ошпаренная мимо темных ангельских фигур. А Мэл не стал догонять, чтобы объяснить и оправдаться.
Прибежав в общежитие, я развесила вещички на батарее и ринулась в душ. Долго стояла под горячими струями, бездумно вперившись в кафель, и дрожала неизвестно от чего. То ли от нервного перенапряжения, то ли оттого, что не могла отогреться. Наконец, разомлевшая и распаренная, вернулась в комнатушку, напилась сиропного раствора и залегла на кровать. Не прошло и пяти минут, как начались визиты.
Сначала ворвалась Аффа.
— Представляешь, что творится? — воскликнула она.
— Не представляю, — свесила я ноги с кровати. — Поставь чайник, а то мне неохота.
Она сбегала в пищеблок.
— Костик сказал, что сегодня закрыли клуб! — сообщила новость, вернувшись.
— «Одиночество», что ли?
— Какой же еще? — заметалась по швабровке девушка. — Администрацию обвинили в расовом подстрекательстве и спланированном жестоком избиении висората. В районе начались повальные облавы, ищут виновников.
— Да ты что! — ахнула я, прижав ладонь ко рту.
— Поэтому неделю — полторы не суйся в квартал. Всех подозрительных хватают без разбору. Говорят, нашлись свидетели, и составлен портрет активного зачинщика издевательства. Понимаешь, о ком я? — намекнула многозначительно Аффа, сев на кровать.
О Тёме, о ком же еще?
Настал мой черед бегать по коврику.
— Что же получается? Это как же называется? Что это за умелец, который перевернул с ног на голову, а? Как думаешь?
— Не имею понятия, — пожала плечами девушка.
— Мелёшин! Сообщил папуле и приукрасил: ах, его, бедняжку, излупцевали на клубных задворках в неблагополучном квартале. Папочка, недолго думая, схватил веник и пошел гонять виноватых. Поставил весь район на уши из-за побитого сыночка!
— Ребята несут убытки. У них капитал собран в складчину, а если клуб прикроют надолго, то будет нечем платить за аренду.
— А папулькино чадушко ездит на развлекушки и делает ставки! — гневно потрясла я кулаком в пространство.
— На какие развлекушки? — не поняла Аффа.
— На разные. Нет, ну, каков хамелеон! — продолжила я разоряться. — Овечка божья в волчьей шкуре.
— Неужели Мелёшин настучал? — спросила недоверчиво соседка. — Он ведь тоже приложил руку к драке.
— Не просто приложил, а начал ее. А теперь сделал, как ему угодно, и вывернул шкурку наизнанку. Знакомый почерк, не находишь?
Разговор прервал Радик с кастрюлькой под боком. Я познакомила его с Аффой, а девушке сделала знак, чтобы она лишний раз не откровенничала при парнишке. Юноша поначалу вел себя стеснительно, но быстро освоился.
Из-за лени мы не стали заниматься варкой-готовкой. На скорую руку соорудили бутерброды с сыром и остатками паштета, который принесла Аффа, а после напились чаю с карамельками.
Приход Радика и поздний перекус погасили напряжение, оставив тлеющие угольки недовольства. Если поначалу у меня тряслись руки закатать в коврик всё, что попадется под руку, то теперь я поутихла и успокоилась.
Когда девушка ушла в пищеблок за очередным чайником, Радик сказал:
— Строгая у тебя соседка и красивая.
— Почему ты решил, что строгая? — спросила я удивленно. — Не замечала.
— Она себя не балует, и зверюга у нее такая же. Дисциплинированная и знает меру.
Как же я успела забыть про внутриутробную живность каждого индивидуума?
— Ну, так скажи комплимент в глаза. То есть про красоту. Сделай приятное человеку.
— Не могу, — заробел парнишка. — Вдруг поднимет на смех?
— Ошибаешься, — взялась я за просветительскую деятельность. — Любой девушке польстит похвала. К тому же Аффа учится на твоем факультете, на третьем курсе.
