Может, он и мудро решал дела в суде, где вопросы касались забредшей в огород соседа козы или спора двух женщин о ребенке, но в вопросах веры ему бы прислушаться к профессионалам, жизни посвятившим этим сложнейшим проблемам. Но сглупил, не послушал. Да что там сглупил, давайте уж правду, как она есть: поступил, как последний дебил! Умный и даже мудрый в быту и последний идиот в политике. Но народ видит только быт, за это он и заслужил прозвище мудрого, а что своей идиотской политикой развалил и уничтожил могучее государство, кто из простого люда понял?
Момент экспансии высоких ценностей был упущен, могучее царство рухнуло с таким грохотом, что никогда больше не возвращалось к прежней мощи…
Я ощутил, что грудь моя тяжело вздымается, кулаки сжались до хруста. Наверное, я еще и ругнулся, да не просто ругнулся, а с достаточной яростью, потому что услышал участливый голос:
– Что с вами, сэр Ричард?
Я опомнился, видя себя возле палатки, дальше еще с десяток разноцветных шатров, расседланные кони и также отдыхающие на привале кнехты и рыцари. Барон Альбрехт смотрит на меня с тревогой в умных серых глазах.
– Что-то случилось? – повторил он.
– Дерусь, – процедил я.
Он обеспокоенно огляделся.
– С кем? С демонами?
– Еще с какими, – процедил я злобно. – С преждевременной терпимостью… с толерантностью… политкорректностью, мать их за ногу… да о крепкое дерево…
Он отступил на всякий случай, чтоб не задело в драке с незримыми существами, у которых такие грозные имена.
– Могучие твари?..
– Еще бы, – буркнул я.
Он покачал головой с уважением и страхом.
– Наверное, просто ужасные?
– И живучие, – согласился я, тяжело дыша. – Отрубишь одну голову, другая отрастает! Дураков на свете много, а хуже всех – грамотные идиоты… Но, шалишь, у меня хрен выпросишь уважения к чужим ценностям. Мы – самые лучшие, все остальные – говно!
Рыцари встревоженно посматривали в нашу сторону, не часто глава похода в такой ярости без видимой причины, по одному поднимались, осторожно подходили ближе. Макс встретился со мной взглядом, вытянулся и сказал с жаром в юном голосе бывалого воина:
– Во имя Господа!.. Кто не с нами – тот против нас!
Я отдышался, хотя сердце еще колотится, как будто взбежал без остановки на Эверест, оглядел всех зло и решительно.
– Рыцари!.. Люди!.. Нас послал сам Господь для спасения мира и рода человеческого!.. Если не выжечь огнем нашего праведного гнева эту гниль и нечисть, то Господу ничего другого не останется, как снова уничтожить род людской… но на этот раз уже огнем, как и было предсказано!.. Потому мы, уничтожая без всякой жалости еретиков и отступников, спасаем весь мир, всю цивилизацию, все наши ценности, что дадут великие всходы!
Их лица разгорались огнем, исступление нарастало, и хотя мало кто понял мои слова, но я редко когда вот так орал и надсаживался. Люди вскакивали, все место привала ощетинилось вскинутыми мечами, топорами, палицами и пиками.
– Всех убить! – заорал кто-то в передних рядах.
– Сжечь!
– Уничтожить!
– С нами Бог!
Я вытянул руку с мечом, указывая острием на далекий город у горизонта.
– Варваров мы отгоним, а ворота нам откроют. Но это не значит, что там друзья. Ваши командиры поведут вас в намеченные места, там уничтожайте всех без сомнений и жалости. Ваши руки направляет сам Господь!
Я встретился взглядом с отцом Дитрихом, поперхнулся и умолк, словно мне с размаха вбили кляп. А тот подъехал на тихом печальном муле, перекрестил меня и сказал тихо:
– Когда весь этот ужас кончится, я хочу, чтобы ты, сын мой, побывал на севере…
– Я оттуда, – ответил я.
Он покачал головой, в глазах я увидел такую печаль, которую никак не ожидал от великого инквизитора.
– Я говорю, – сказал он скорбно, – о дальнем Севере, сын мой. Там особый край… Я бы сказал, краешек Царства Небесного! Живут в нем подвижники… люди особой святости.
Я перекрестился.
– Отец Дитрих, это для меня слишком великая честь. В смысле, созерцать такое. Нет уж, нет уж.
Он вздохнул.
– Хорошо. Но помни, когда встретишь слишком великое зло… Правда, у подвижников свой мир, не всякого допустят, не всякому помогут, а уж чтоб наделили мощью святости… но если получится, твоя мощь паладина возрастет тысячекратно!
Я поцеловал руку отца Дитриха.
– Спасибо! Всю жизнь о таком мечтал. Ну вот мечтал, и все тут. Ни о чем другом не мечтал, а только о святости. Даже о бабах не думал, а только о святости, о святости!
За следующую неделю мы заняли еще с десяток городов. Затем наша рыбацкая сеть где-то пропустила рыбешку, варвары успевали поворачиваться в нашу сторону, явно предупрежденные о новом противнике. Правда, помогало это им мало: наши горят жаждой схваток, чего варвары не ожидали, уверенные, что у нас воинский дух на уровне остальных подданных Кейдана. К тому же у варваров обычно оставался незащищенным тыл со стороны осаждаемой крепости, они и там держали большой заслон, который мы сминали следом после разгрома основных сил.
Отец Дитрих ужасался падению нравов, священники его падали от усталости, сам великий инквизитор еще трижды посылал в Ватикан панические просьбы прислать больше священников, проповедников, учителей Слова Божьего, расписывал творимые здесь мерзости, которые я иногда просто не замечал, так как привык с детства, и полагал, что это норма. Впрочем, я всегда соглашался с отцом Дитрихом, преувеличивать греховность королевства в моих интересах, будь это будущий размер контрибуций или послевоенный режим победившей культуры.
Одновременно во всех городах, куда вошли наши победоносные войска, проходили чистки и среди населения. Пешие войска с великой охотой помогали борьбе с инакомыслием: хватали троллей, выявляли колдунов и магов, сильно проредили гильдии актеров и музыкантов, ибо нехорошо, когда слишком много человек поет и пляшет, забывая о душе. Гильдию воров, кстати, истребили поголовно.
Имущество последней церковь побрезговала взять на свои нужды, что вызвало восторг ее добровольных помощников. Под предлогом борьбы с ворами заодно разгромили и гильдию адвокатов, справедливо полагая, что люди, защищающие воров, в ними в доле, а значит – сами воры. У адвокатов богатства оказалось накоплено еще больше, чем у профессиональных воров, что лишь подтвердило обвинения.
Я лишь пожал плечами, адвокаты в самом деле в рыцарском мире не нужны, здесь все держится на слове чести. Но это хорошее нужно растить долго и трудно, зато плохое возрождается само, так что адвокатура еще вернется, расцветет.
Отец Дитрих спешно собирал всех уцелевших в Сен-Мари священников. Именно они оказались самыми надежными и рьяными борцами за святое дело: насмотрелись, натерпелись, нанюхались. Великий Инквизитор бросил их на выжигание мерзости греховной, я промолчал, все правильно, это нужно в первую очередь, а мечту о массовом строительстве монастырей – рассадниках культуры и цивилизации, придется пока придержать.
