Он покачал головой.
– Сын мой! Уже то, что пришли и выжгли эту мерзость – большая заслуга перед Господом. Но ты прав, строить царство Божье на земле – еще важнее.
После короткого отдыха войско двинулось дальше, и снова отец Дитрих хватается за сердце. На меня смотрит с ужасом, почему это я спокоен, по молодости должен вообще пылать священным огнем веры. Я мирно пояснил, что все это уже видел, видел, видел…
Многие города вообще без церквей, в других церкви запущены, в третьих деловито используются под склады. В городах Сен-Мари тролли служат не только дворецкими и сторожами. Ходят слухи, что богатые дамы устраивают с ними дьявольские оргии. Кроме того, ни одна черная месса не обходится без участия троллей. И хотя они по тупости ничего не понимают, что это и зачем, однако в любой черной мессе обязателен свальный грех, а здесь самое то, чем можно плюнуть в Господа.
Сперва, как рассказывают простолюдины, эти заносчивые аристократы совокупляются друг с другом, но когда неистовство достигает апогея, в зал запускают троллей, и тут-то богатые дамы отрываются по полной.
Все это я кратко, но достаточно выразительно и со знанием дела пересказал отцу Дитриху. Он багровел, бледнел, синел, хватался за сердце. Губы стали совсем серыми, я всерьез испугался, но он собрался с силами и прошептал:
– Не понимаю… не понимаю… Сэр Ричард, неужели все правда?
– Вот вам крест, – ответил я твердо и перекрестился.
Он прошептал с болью:
– Но как… как может создание Божье пасть так низко?
– Это риторический вопрос? – спросил я.
Он вздохнул.
– Да, конечно.
– Человек ищет радости, – сказал я утешающе, – но не многие могут иметь ее от чтения умных книг! Зато от плоти получают все! И умные, и неумные. Даже неграмотность не мешает… Вот потому весь народ, от короля и до столяра… даже до плотника, усердно роет в этом направлении… Очень старательно и трудолюбиво. Про Содом и Гоморру слыхали?
Он посмотрел с неодобрением, подозревая подвох.
– Я-то слыхал…
– Намекиваю, – пояснил я скромно. – Умность показываю.
– И что насчет Содома?.. Ах да, вот к чему… ну да, в Содоме тоже погрязли в похоти.
– Заблудились, – уточнил я. – Но иногда легче истребить заблудившихся, чем возвращать на свет божий. Слишком уж много заблудившихся и слишком уж далеко зашли в темный лес похоти.
Он тяжело вздохнул.
– Жестоко молвишь, но… наверное… Ох, Господи, как бы я хотел, чтобы ты возложил эту ношу на не столь немощные плечи, как мои!
Я поинтересовался едко:
– На Ульфиллу? Тот любую ношу снесет, не поморщится.
Отец Дитрих содрогнулся.
– Не-ет! Он и город сожжет, и вообще все истребит, даже коз и кур.
– Тогда продолжаем сами, – сказал я зло. – Вот видите, даже когда есть на кого спихнуть… и то не спихиваем! Дураки мы?
Он тяжело вздохнул, но смолчал.
Восходящее солнце озарило стены из белого камня, показавшиеся высокими потому, что сам город невелик, однако к нему тянется множество дорог. Сейчас, правда, перед каждыми вратами на почтительном расстоянии заграждение из бревен и по небольшому отряду из варваров, остальные пируют в лагере.
Странно нежно пахнет полевыми цветами, хотя стойбище с вонючими варварами близко. Я не сразу сообразил, что мы с подветренной стороны, хреновый из меня метеорист. В воздухе висит тончайшая пыль, взбитая конями разведчиков сэра Норберта, но мне почудилось, что пахнет близкой кровью.
Простучали копыта, я определил, не оглядываясь, приближение сэра Ришара. Он остановил коня рядом, суровый и решительный.
– Атакуем с ходу, – бросил он коротко.
– Неожиданностей не будет? – спросил я.
– Обычно сэр Норберт дает точную информацию, – ответил он уклончиво. – С другой стороны, на чем-то надо основываться?
Я наблюдал, как наше войско пошло с трех сторон, как в яростной, но короткой схватке варвары были уничтожены, не больше десятка сумели проскочить между нами и стеной, откуда тоже стреляли из луков и швыряли камни, взвились на своих лохматых лошадок и умчались.
Норберт послал преследовать малый отряд, но велел не увлекаться. О нашем приближении варвары уже знают, так что убегут или не убегут эти, не так уж и неважно.
С городских врат крикнули:
– Кто такие?
Наш герольд прокричал звонко:
– Доблестный Ричард Брабантский с рыцарским войском из герцогства Брабант! Послан герцогом Готфридом на помощь в борьбе с варварами! Или вы предпочитаете сражаться с ними сами?
На воротах поспешно закричали:
– Да открываем, открываем!.. Уже открываем!
Створки ворот заскрипели, затрещали, медленно начали раскрываться. Первыми, как всегда, въехали трубачи, гордые и красивые, с труб ниспадает шелковая ткань с гербами Брабанта, следом знаменоносцы с развернутыми прапорами великих лордов Армландии, но что это за знамена, пока никто не знает, хорошо, а потом с тяжелым топотом вдвинулась рыцарская конница, от нее сразу стало тесно, и они разъехались в разные стороны.
Отец Дитрих с монахами двинулся было в центр, я крикнул вдогонку:
– Святые отцы, я не важнее ли разгромить храм Вельзевула?
Отец Дитрих оглянулся, радость на лице сменилась тревогой.
– Там ведутся службы?
– Как раз сейчас, – ответил я. – Масса богато одетых горожан ушла к храму, если я могу доверять глазам своим.
Он сказал строго:
– Отец Уллий, останови братьев. Мы должны помочь рыцарям. Сэр Ричард…
– Да, – прервал я, – да! Сэр Растер, прошу вас взять своих людей и повести их во-о-он к тому дальнему храму. Все сделать быстро! Нужно поставить всех перед свершившимся фактом. Уничтожить не только языческие культы, но и всех служителей. Сразу! В плен не брать. Убивать всех, кто будет их защищать. И вообще… повторяю еще раз… все, что нужно уничтожить, лучше уничтожить при взятии города. Потом это же самое будет беззаконием. А мы несем с собой закон и порядок!
Лицо отца Дитриха менялось с каждым моим словом, я видел то восторг, то отвращение, то понимание, то скорбь, и даже промелькнула некая гадливость, которую он поспешил скрыть, опустив веки.
– Спасибо, – произнес он хриплым голосом, – да простит нас Господь! Все в его имя… Пошли, братья!
Растер вскинул меч и взревел мощно:
– За культуру, мать вашу!
Его рыцари услышали отеческий зов и начали стягиваться к лидеру, а он красиво опустил руку, указывая острием на далекий храм. Лицо Растера было суровым и обрекающим, как у ангела мщения.
Когда его отряд унесся, а следом поспешили священники, ко мне подъехал граф Ришар.
– Четко ведете линию, – сказал он одобрительно. – Хоть и жестко… но я вообще-то одобряю. Слишком уж тут попраны идеалы рыцарства. Хоть в рыцарстве слишком много детства, это между нами… но хорошее чистое детство. Из чистого детства вырастают чистые люди.
