— Пусть моя жена не шокирует тебя, Коль. Она не поддается воспитанию, и из нее никогда не выйдет салонная дамочка.
— Мне кажется, она замечательная, — сказал Коль. — И она так хорошо все понимает.
— Еще бы, — ответил Хейке с дружеской ухмылкой и направился в дом кузнеца, чтобы взять малышей в руки, дающие жизнь.
Коль озабоченно поглядывал на Анну-Марию, пока зажигал лампу в своей спальне. Она сидела на краешке его кровати, крепко сжимая в руке ночную рубашку, которую она захватила с собой. Когда они шли через пустошь, она не выпускала его руку ни на секунду, и жутко боялась, что он может сейчас уйти от нее.
Коль хотел предложить, что он сам этой ночью может поспать на скамье в кухне, чтобы это чужое, прекрасное существо, бывшее сейчас в его доме, смогло поспать на его постели. Но он понял что это было мертворожденное предложение. Он должен быть с ней, успокаивать ее, чего бы это ни стоило! И он должен сделать все возможное, чтобы не злоупотребить ее состоянием.
Но сможет ли он не сделать этого?
Все те ночи, когда он лежал и думал о ней, тосковал о ней! Он думал о том, что будет добр с ней, примет ее под свое крыло. Но ему не удавалось погасить непреодолимое влечение к ней, как ему этого не хотелось. Анна-Мария была очень привлекательной женщиной, весьма эротичной. Она двигалась чувственно, ее улыбка была чувственной, она была словно создана для любви. И Коль пал уже в первый день, когда он так неохотно говорил «с чертовой школьной мамзелью». Это случилось здесь, в этом самом доме после того, как они проводили домой Эгона. Она побывала здесь, и дом уже не был прежним. На каждый находящийся в нем предмет он смотрел, связывая его с ней…
— Ты не хочешь лечь? — неуверенно спросил он. Она ответила напряженным голосом:
— Да. Но мои волосы… Я не могу лечь с такими грязными волосами. Стоит мне к ним прикоснуться, как вокруг меня поднимается облако шахтной пыли.
— Мои не лучше.
— Но мои длиннее. Я не могу… вымыть их, Коль?
— Да, конечно. Посмотрю, осталась ли после Лины в котле горячая вода.
Она была. И Коль водрузил на кухонную скамью корыто.
— Могу помочь, если хочешь, — нерешительно сказал он, не зная, вежливо ли это.
— О, спасибо! А Лина придет завтра утром?
— Успокойся и ничего не бойся! Твои родственники сказали ей, что не нужно.
Анна-Мария по-прежнему двигалась, как во сне. Но мытье волос как бы заставляло ее думать о чем-то другом.
Она застенчиво спросила, может ли она снять платье. Конечно, он не мог сказать «нет», но его внезапно прошиб пот.
Как он и думал, белье ее было белым, тончайшим и очень изящным. Кружева на нижней юбке были невероятной красоты. Было очевидно, что, забежав на секунду домой, она переоделась.
Коль вынужден был на мгновение закрыть глаза. Стоять рядом с этим пленительным созданием и намыливать ей волосы было нелегко. Он попытался сосредоточиться на всех ее синяках и на ярости к тому человеку, который косвенно был их причиной. Но все равно заметил, что руки его дрожат и ему трудно дышать.
Но для Анны-Марии мытье волос означало, что натянутые внутри нее струны расслабились.
— Я думаю взять с собой в Шенэс Клару и все ее семейство, — сказала она, и слова ее эхом отозвались в корыте. — И Клампена с дочкой. Там есть и жилье, и работа для них.
— Здорово, — напряженным голосом произнес Коль, он как раз собирался дотронуться до ее обнаженных плеч. — Значит, ты частично решишь мои проблемы. Шахтерам подыскать работу довольно просто, они ребята холостые и легко устроятся в любом шахтерском поселке на побережье. Если тебе мыло попадет в глаза, то вот полотенце. А вот с семьями, где есть дети, хуже.
О, ему придется на секунду встать прямо у нее за спиной! Это было плохо, мыло выскользнуло из его онемевших рук, настолько он потерял над собой контроль.
— Но крестьянские дворы, они ведь всегда были здесь?
— Да, Лина и остальные останутся здесь. О лавочнике я не особенно забочусь, он устроится.
Анна-Мария немного неуверенно произнесла:
— Я могла бы поговорить с семьей Оксенштерн о Бенгте-Эдварде. Может быть, они могли бы помочь его семье получить дом и работу недалеко от Стокгольма. Я собираюсь оплачивать его уроки пения, петь на ярмарках — еще чего не хватало!
— Да, ты права.
Неужели она понимает по его голосу, насколько он возбужден? Он надеялся, что нет. Анна-Мария медленно произнесла.
— А… Керстин тоже бегала за тобой?
Коль думал, что же ответить, пока менял ей воду.
— Она была очень агрессивна. Постоянно смотрела на меня с вызовом. Ей нравилось заигрывать со мной, провоцирующе и бесстыже.
— Вот как, — сухо сказала Анна-Мария. — Значит, она бегала за тобой. И пыталась скрыть это с помощью придирок. Бедные девушки. И Селестина…
— Нет, знаешь, мне их не жаль. Они постоянно обращались со всеми так, как будто были намного выше их.
Она ополоснула волосы и собиралась отжать воду. Коль, почти парализованный, стоял рядом с ней, его тело прикасалось к ее телу, и он не смел отодвинуться, он бы безнадежно пропал, если бы немедленно не покончил с этой тягой! Ему казалось, что он должен положить руки на ее грудь, которая была видна в вырезе рубашки, это придавало невероятную чувствительность кончикам пальцев, у него были и другие видения, но он даже не смел думать о них. Он так старался держать себя в руках, что его крепко сжатые губы побелели.
Анна-Мария выпрямилась и откинула волосы назад. Взяла полотенце, которое он протянул ей непослушными руками, и обернула его вокруг своих густых волос. Потом она обернулась и встретилась с ним взглядом.
— О-о, — тихо прошептала она. Глаза ее стали большими и удивленными.
«Барышне следует остерегаться таких мужчин, таких, у которых никогда никого не было. Они делаются совершенно сумасшедшими, если их допустить!»
Именно это она читала сейчас в глазах у Коля. Темный огонь. Теперь она понимала, чем он отличается от обычных шведских мужчин. «Глубоко в душах людей текут мощные потоки тоски, желания и любви…»
Эти потоки были и в ней тоже. И уже долго. С того самого дня, когда она встретила Коля.
Она ни на секунду не подумала об отвратительной сцене Лисен и Сикстена. Потому что к ним это не имело отношения. У них все было гораздо, гораздо глубже, ведь здесь были и преданность и доверие.
Это было настоящее.
И она обхватила его руками за шею и прошептала что-то странное:
— Надеюсь, ты и вправду сумасшедший, Коль!
Он вздохнул и потерял свое самообладание, он прижал ее к себе так, что она почти не могла дышать. Он целовал ее, как изголодавшийся, шепча уверения в том, что он не хотел, а Анна-Мария закрыла глаза и дала унести себя в постель, она чувствовала пьянящее головокружение от того, что ее так несли, ей казалось что она летит.
