«Кто здесь?» — раздался требовательный голос. Тлеющий уголек в мозгу вспыхнул и запылал, сделавшись невыносимым. Зарема едва не закричала от боли. Вновь, как и в тот раз, когда она оказалась одна в пустыне, этот голос подавлял ее волю, влек за собой, лишал возможности сопротивляться. Ее запястья сжали крепкие пальцы, она с облегчением вспомнила, что не одна, и открыла глаза.
Белун держал ее за руки и смотрел на нее с тревогой. Голова медленно успокаивалась, уголек в мозгу погас. Верховный чародей тоже выглядел уставшим, его седые длинные волосы растрепались, борода загнулась куда-то вбок. Зарема почувствовала, как подрагивают его пальцы, все еще сжимающие ее запястья. Наконец Белун отпустил ее и произнес недовольно:
— В последний раз я поддался на твои уговоры. Надеюсь, участь Гвидора тебя образумит.
Зарема откинулась в кресле, массируя виски обоими мизинцами. Запястья слегка ныли от цепкой хватки верховного чародея.
— Гвидор… — промолвила она. — Кто бы мог подумать! Куда девалась его гордая заносчивость? Он выглядит как умалишенный.
— Так оно скорей всего и есть, — кивнул Белун. — Еще немного, и ты бы составила ему компанию.
— Не надо, — поморщилась она. — Я приняла твои упреки, и хватит об этом.
— Не сердись. — Голос Белуна стал мягче. — Просто я испугался за тебя. Что сделано, то сделано. Во всяком случае, мы знаем, в чьи лапы попал Гвидор и для кого стащил книгу.
— Ну и в чьи же лапы он попал? — устало спросила Зарема и, не дождавшись ответа, добавила: — Увы, мы по-прежнему знаем слишком мало. Тебе удалось увидеть ее?
— Кого?
— Ту, чей голос ты слышал. Это тот же самый голос.
— Нет. Почти нет. Мелькнуло что-то в зеркале и тут же исчезло.
— В зеркале?
— Гвидор смотрел в зеркало, но в нем не было его отражения.
Наступило долгое молчание, каждый думал о своем. Зарема окончательно пришла в себя и поднялась.
— Ты собирался навестить Любаву сегодня, — напомнила она.
Белун грустно кивнул и посмотрел на волшебницу:
— Может быть, отправимся вместе?
Зарема отрицательно покачала головой:
— В другой раз. У меня сегодня еще одна встреча.
— С кем же?
— Имени я пока не знаю…
Звезды на небе стали ярче. Расседланные Пятнышко и чужой конь улеглись на землю, заняв едва ли не половину тесного дворика, и тихо подремывали, поводя чуткими ушами. У Дара тоже слипались глаза. Он подвинул седло и облокотился на него. Рядом на ковре скрестив ноги сидел Тарг и жевал кусок лепешки. У старика не хватало зубов, и дело продвигалось медленно. Время от времени он брал баклажку, отпивал глоток, после чего аккуратно закупоривал горлышко и взвешивал деревянную посудину на ладони. Баклажка всякий раз оставалась тяжелой, и это приводило старика в изумление и восторг.
— Клянусь Тем, Кто Посылает Дождь, — бормотал он, — это самая чудесная вещь, которую я когда либо видел в жизни! А старый Тарг появился на свет задолго до тебя, благородный юноша. Даже у Седона нет такого волшебного кувшина.
— Ты так ничего и не рассказал о нем, — сказал Дар, с трудом удерживаясь, чтобы не зевнуть. — Кто он? И почему послал тебя за мной?
— Седон — владыка Горы Откровений и хозяин священного табуна однорогих коней, — начал старик торжественно, будто исполнял дворцовую церемонию. Но голос его быстро потух, и он заговорил с тихой печалью: — Но это сейчас. А когда-то он был владыкой всего. — Тарг развел руки в стороны. — И этот город, и другие города, горы, земли, пески, колодцы — все принадлежало ему. Место, куда ты приехал, называлось раньше Джурихаз — Фонтанный город. Фонтан, который ты видел, исцелял больных, укреплял здоровых. Но с тех пор, как вода превратилась в вино, город умирает, люди вырождаются. Это не обычное вино, это вино забвения. Пьющий его забывает о своих бедах, но и не вспоминает о радостях. Старики теряют память, молодые не помнят о родителях. Те люди на площади, они не причиняют друг другу зла, но и добра не сделают никому. Хоть ты трижды умри на их глазах, никто не подойдет к тебе, чтобы протянуть руку помощи. Говорят, это не единственный город, где вода превратилась в вино. И все это сделала царица. — Последние слова Тарг произнес шепотом, опасливо оглянувшись по сторонам. Но все было по-прежнему спокойно, никто его не подслушивал, и всадники больше не появлялись.
— Ваша царица, она кто?
— Ты не поверишь, но она приходится Седону младшей сестрой.
— Почему же она, а не он правит вами? Ведь Седон старше, а она к тому же плохо себя ведет.
Старик вытаращил на него глаза и принялся хихикать, раскачиваясь из стороны в сторону:
— Плохо себя ведет, ты сказал? О юноша, ты, должно быть, могущественный человек, если позволяешь себе такие шутки. Плохо себя ведет!.. Ох-ох-ох!.. Эти слова будут передаваться из уст в уста. Плохо себя ведет…
— Над чем ты смеешься? — удивился Дар.
— Прости, если мой смех огорчил тебя. — Тарг приложил ладонь к сердцу. — Но твои слова такие… странные. Ты говорил о царице, как будто она просто провинилась, как будто она такая же обыкновенная, как мы.
— А в чем ее необыкновенность? В том, что она вином заменила воду?
— Как будто этого мало, — вздохнул Тарг. — Но сам подумай, она никогда не видела тебя, а всадники повсюду ищут юного странника. Она заранее знает о твоем приходе, не удивительно ли это?
— А зачем она ищет меня?
— Я не знаю, — с грустью признался Тарг. — Лучше держаться подальше от нее и ее стражников.
Дар помолчал и тихо промолвил:
— Я здесь оказался потому, что ищу свою маму. Если царица знает обо мне и разыскивает меня, я должен ее увидеть и поговорить с ней.
— Что ты, что ты! — замахал на него руками старик. — Седон тоже знает о тебе и даже коня твоего знает, однако не значит же это, что он твой отец.
— Ну хорошо, — устало согласился Дар, — давай сначала к нему заедем, а потом… — Он зевнул и не договорил фразы.
— Я утомил тебя своей болтовней, юноша, — спохватился старик. — Отдыхай, отдыхай. Время у нас еще есть, тронемся в путь через пять дней и четыре ночи.
— Как? Разве не завтра с утра?
Старик покачал головой:
— Поверь, нетерпение сжигает меня с не меньшей силой. Но созвездиям нужно немножко времени, чтобы встать на свои места. Только тогда откроется дорога к бывшему властелину Цветущего Сада.
— Сада?..
— Именно так звалась когда-то наша земля. Теперь ее зовут по-другому — Великая Пустошь.
Чуча растолкал Филимона.