И эта мегера хотела провалить меня по английскому!..
— Не злите меня, — сказал я, протягивая в ее сторону талисман.
У Линнет больше не было лица, но я все равно услышал нечто напоминающее презрительный смех.
— Самозванец!..
Салливан схватил меня за плечо и подтянул под полу своего плаща.
— Зато я — нет. Искренне надеюсь, что ты будешь вечно гореть в аду. — Он подтолкнул меня к двери и указал на свой плащ: — Надо быть в черном, Джеймс.
В по-прежнему тихое здание вела красная дверь — единственная дверь красного цвета во всей школе. И почему-то я вспомнил, как мы сидели с Нуалой в кинотеатре и она рассказывала мне, что каждый красный предмет в «Шестом чувстве» предупреждает зрителя о сверхъестественном присутствии в предстоящей сцене.
Я стряхнул плащ Салливана и взялся за дверную ручку. По коже пошли мурашки.
Я толкнул дверь и вошел.
— Джеймс, — пропела Элеонор, — ты меня очень разочаровал. Я надеялась, что истинная любовь победит.
Я не сразу нашел ее среди множества фей, заполнявших комнату. Повсюду валялись складные стулья, а вдоль одной из стен лежали горы цветов. Перед нами растянулись два тела с зеленоватыми руками и лицами. Элеонор, мило улыбаясь, стояла у сцены в платье из павлиньих перьев. Рукава платья были закатаны, и по одной ее руке, пачкая манжету, стекали густые ручейки крови.
В руке она держала бьющееся сердце.
Я забыл, что за моей спиной стоит Салливан. Я забыл все, кроме того, как кричала Ди.
— Если это — сердце Ди, — сказал я, переступая через зеленое тело, — я очень расстроюсь.
Феи расступались, глядя на меня с любопытством. У некоторых на поясах висели костяные кинжалы.
— Не глупи, — сказала Элеонор, — это его сердце.
Она небрежно махнула рукой в сторону сцены, где в центре темного пыльного круга, выгибаясь и постанывая, лежал мертвый консорт. Из дыры на его груди сочилась темная кровь.
Я не собирался тешить Элеонор, показывая отвращение.
— Он, похоже, отлично проводит время. Где Ди?
Элеонор просияла такой прекрасной улыбкой, что у меня даже чуть поплыло в глазах. Она отбросила с лица светлые волосы, оставив на щеке красный след, и указала себе под ноги. Я узнал линию плеч Ди и ее тяжелые ботинки.
Элеонор пожала плечами:
— Мы делаем ей одолжение. Она не очень хорошо переносит стрессы, правда? Когда Шивон зарезала Люка Диллона, Дейдре стошнило прямо на мои туфли… — Элеонор указала рукой, в которой было сердце, на пару зеленых туфелек под стулом, — и, боюсь, мне пришлось попросить Пэйдрик ударить ее по голове, чтобы слегка успокоить.
Фея с белыми кудрями посмотрела на меня и сказала:
— Моя королева, можно я его убью?
— Шивон, ты слишком кровожадная. Мы — кроткая раса. — Из сердца в руке Элеонор вытекла капля крови. — Мой дорогой волынщик, почему бы тебе не вернуться к костру, где горит твоя любовь? Мне очень интересно, как у вас с ней все получится.
— Мне тоже, — ответил я. — Заберу Ди и займусь именно этим.
Консорт на сцене закричал, как будто от невыносимой боли, и закрыл лицо окровавленными пальцами.
— Милый, потерпи немного. Скоро придет Кернуннос, — сказала ему Элеонор и вновь обратилась ко мне: — Сейчас, с ней я почти закончила. Шивон, мне опять понадобится твой нож.
Ди застонала и перекатилась на спину у ног королевы. Элеонор с кинжалом в одной руке и сердцем — в другой кивнула Шивон, и беловолосая фея наступила Ди на плечо.
Я выхватил кинжал из ножен у ближайшего ко мне придворного и, прежде чем Шивон успела отреагировать, подскочил к Элеонор, прижав клинок к ее горлу. Мурашки на моей коже были почти болезненными.
— Глупо, — пожала плечами Элеонор. — И что ты будешь делать?
Феи зашептались тихими, мелодичными голосами.
— У меня есть вопрос получше. — Меня начала бить дрожь, но я старался держать кинжал ровно. — Что собираешься делать ты?
— Я пытаюсь решить, убить ли тебя быстро или медленно, — прошипела Элеонор. — Я бы предпочла второе, но у меня осталось не так много времени до прихода Кернунноса, чтобы вырезать сердце у нашей милой Дейдре. Поэтому придется осуществлять первое.
Я почувствовал в горле что-то странное, сосущее… Похоже, она не блефует.
— А если я попрошу тебя пощадить его?
Феи замолчали. В дверь вошел Салливан. Долго же он собирался.
Узнав, что Салливан был консортом Элеонор, я предположил, что он сбежал. Мне не приходило в голову, что она могла его отпустить.
— Патрик, — изменившимся голосом сказала Элеонор, — пожалуйста, уходи.
— Боюсь, не могу. Джеймс, конечно, не подарок, но я не хочу смотреть, как он умирает.
— Не подарок, — согласилась Элеонор, как будто я не держал у ее горла нож, как будто ее текущий консорт — он может считаться текущим, если у него в груди дырка? — не извивался в мучениях на сцене. — И очень самонадеянный.
Салливан согласно склонил голову:
— Я хочу забрать и вторую свою ученицу.
Элеонор мило нахмурилась — никто в мире так прекрасно не хмурился. Я даже вздохнул от боли.
— Не проси. Этого идиота я тебе отдам. И позволю вам уйти. Но не проси меня о том, чего я дать не могу.
— Не хочешь, — поправил Салливан, и его голос тоже изменился. — У тебя всегда дело в «не хочу», а не в «не могу». Вопрос приоритетов.
Как будто они говорили наедине.
— Важнее всего — мои подданные. Не делай вид, будто не понимаешь, Патрик Салливан. Ты вот тоже ворвался сюда не ради себя, а ради своих учеников. Я добьюсь свободы для своих подданных.
— И жизнь двух людей — невысокая цена, — мягко произнес Салливан.
Голос Элеонор обдавал морозом:
— Не тебе меня укорять. Ты, не задумываясь, переступил через два тела. Не задумываясь — потому что они феи.
Ди лежала на спине у моих ног, на ее правой щеке наливался синяк. Я не мог прочитать выражение ее глаз. Я знал, на что она способна. При желании она могла бы вырвать нас отсюда.
— Если я и не задумался, Элеонор, так только потому, что у меня были хорошие учителя, — ответил Салливан. — Для исчезающего вида вы очень уж легко убиваете своих.
— Ими трудно управлять, — отрезала Элеонор. — Посмотрела бы я, как ты справляешься.
— Мне помнится, я подавал несколько неплохих идей.
Элеонор, не обращая внимания на мой клинок, повернула голову к Салливану:
— Неплохих — да, только помочь мне их реализовывать было некому.
— Я был согласен. Я отдавал себе отчет в сопутствующих опасностях.
— Я не хотела платить такую цену.
— А эту хочешь? — спросил Салливан.
Элеонор застыла.
