Старшина смерил его подозрительным взглядом.
— От кого гонцы-то?
— Ты не узнал перстень?
— Перстень-то я узнал, да вот лицо твое, парень, мне незнакомо. А я думал, что всех гонцов знаю. Думается, вы не прочь будете в компании прокатиться, а? В Хеннет-Аннун, честь по чести. Там и посмотрим, какие вы гонцы.
— Согласен, — Берен спрятал перстень и зашнуровал ворот. — Думаю, в Хеннет-Аннун меня узнают в лицо, госпоже Морвен и госпоже Риан я прихожусь дальним родственником.
— Служил беорингам? — прищурился бородатый.
Берен кивнул.
— Давно ушел?
Берен молча качнул головой в знак отрицания.
— Что слышно про государя вашего, эарна Беоринга? Ты о нем вести несешь?
Берен подумал — и опять кивнул.
— Если о нем и худые — лучше не езди. Госпожа Морвен только-только от пологов оправилась, у ней от худых вестей молоко пропасть может, а своего брата она любит… Разве что только эарна Хурина, да еще сына она больше любит.
— Как назвали мальчишку?
— Почем я знаю. Нынче вечером обряд будет.
— К слову, как зовут тебя, добрый человек?
— Эрмил, — бородатый ощерил зубы, и Гили заметил, что слева выбито штук шесть: оба клыка, следующие два и два коренных.
— Что, Руссандол, любуешься, как мне плетень проредили? — еще раз улыбнулся Эрмил. — Любуйся-любуйся. Это честная дырка, я их не в пьяной драке потерял.
— Три года назад? — прищурился Берен.
— А ты почем знаешь?
— Земля слухом полнится. Расскажи.
— А чего тут особенно рассказывать… Как настал гвирит, снежок с Эред Ветрин сошел — поперли они на нас. Немерена сила, я тебе скажу. Я тогда был в Рысьей Сотне, как раз у Эйтель Сирион. Прорывались они в Митрим, тут мы их и перевстрели. Большая битва была. Повелитель Фингон не стал по-дурному на их копья конницей переть, и не велел нам строй держать, велел, наоборот, рассыпаться и нападать с флангов. Так что орудия, которые они приволокли, им мало сгодились. Получилось чудно: поле мы вроде как отдали, но не проиграли. А когда мертвых считали — их против нас впятеро было. Поймал облизня Саурон: хотел одним ударом все здешние силы раздолбать, да ничего не вышло. Пока они тащились через перевалы, мы горными тропками пройдем и малыми отрядами их то с одного боку, то с другого. Но наконец взяла их сила, обложили они Эйтель Сирион, а сами таки прорвались в Митрим. Как раз там, у озера, наша сотня, да еще Соколиная сотня с их тремястами конницы сошлась. Там-то мне частокол и проломили: здоровенный детина, полуорк какой-то, съездил краем щита по зубам… Этих-то мы в озеро побросали, но дальше — бежать пришлось, потому как это был только передовой разъезд, а за ним перла целая тыща. Все думаю, концы приходят… Бежать-то некуда: ежели они прорвутся за озеро да ударят в тылы эарну Хурину — Хитлум будет весь под ними, как старая кобыла под молодым битюгом. Подошла к нам тысяча пехоты — все, ребята, готовимся стоять, пока не ляжем. А эти — на том берегу реки готовятся переправляться, значит. Подтянулись. Намо свидетель, не вру — не менее десяти тыщ их было! Веришь?
— Верю, — сказал горец.
— Нет, ты мне веришь?
— Да верю-верю. Не менее десяти тыщ. И что дальше?
— Дальше они через речку перли, а мы их в этой речке топили. Ох, натерпелся я тогда страху, горец! Там не только люди были, веришь? И не только орки, это одоробло вообще не в счет…
— Волки, — сказал Берен. — Здоровенные волки, каждый — с теленка, клыки в два дюйма, и пока не истыкаешь эту тварь стрелами наподобие ежа — она не остановится.
— Откуда знаешь? — севшим голосом спросил Эрмил.
— Насмотрелся. Против них лучше всего не стрелы, а меч или топор. Когда оно мчится на тебя во всю прыть, нужно в последний миг уйти из-под удара — и рубить по хребту.
— Наловчился… Я-то в первый раз их увидел… Честно скажу: перепугался мало не до усрачки. Только они уже под конец на нас нападать стали… Поначалу они того… своих… подбадривали… Кто в речку лезть не хотел… Ну вот, ближе к вечеру ихняя брать стала. Потому что измотались мы, и поменьшало нас вполовину. И тут — матушки мои родные! — в холмах трубы затрубили, знамена серебряные заплескались: эльфы из Гаваней морем пришли и, как по сходням сбежали в Дренгисте, так и бегли до самого Митрим к нам на выручку. Кто пехом, кто конный — но пеших побольше было. Целую ночь бежали как есть — в доспехах, при оружии, при щитах — и как есть в бой вступили. Веришь, беоринг — я как понял, что умирать зазря не придется — прослезился.
— Верю, — Берен сжал кулак.
— Тыл эарну Хурину мы прикрыли, и те двадцать тысяч, что через перевалы прорывались, он не только отбил, а и опрокинул, и по пескам погнал аж до самой Менаксон. Засыпал там несколько колодцев на прощание: пейте, ребятишки. А сам зашел со своими четырьмя тысячами в зад тем, кто обложил Эйтель Сирион, и крепко мы им там наподдали. Да… Хотя если бы не эльфы Кирдана — может быть я, как ваш эарнил, сейчас по лесам бы мотался да ночами на пепелище своего дома выл. Как государь Фингон успел их так быстро вызвать — я диву даюсь. Колдовство, ничто другое. Да… В этом-то бою потеряли мы эарна Галдора… Молодые эарнилы по нем очень горевали…
Они выехали на холм — в долине открылось городище; даже скорее посад.
— Хеннет-Аннун, — сказал один из молчаливых дор-ломинских конников.
Город дышал предчувствием веселья: из-за имяположения наследника дома Хадора продлились праздники Виниглоссэ. На въезде в посад и дружинникам, и «гонцам» поднесли по деревянной кружке мутного свежего пива, девушки бросали цветы, требовали ленту на память, звучала музыка…
Частокол вокруг дома Хадора тоже был украшен цветами и листьями, со двора тянуло дымом и жарящимся мясом, пивом и молодой зеленью. Эрмил перекинулся парой слов со стражником на воротах — и их пропустили.
Хеннет-Аннун — так звалось добротное, длинное деревянное здание в один поверх, но с высокой крышей, сложенное из толстенных стволов дуба и поставленное на высокий каменный фундамент. Резные перила с лицами лесных духов огораживали крыльцо, четверо воинов застыли у ступеней и у дверей, опираясь двое на мечи, двое на топоры.
— Кто вы и по какому делу прибыли в Хеннет-Аннун? — спросил с крыльца высокий седой человек в богатом красном кафтане, зеленых штанах и высоких сапогах. — Можете говорить, я Форведуи, домоправитель эарна Хурина.
— Мы — посланцы и вот наш знак, — Берен опять показал перстень. — У нас послание к эарну Хурину. Покажите перстень госпоже Морвен, она узнает его и поручится за нас.
Спешившись, он с коротким, но почтительным поклоном передал перстень домоправителю. Тот поднялся на крыльцо и исчез в высоких резных дверях. Берен передал поводья спешившемуся Гили. Тот, держа коней, разминал ноги и глотал слюну: на поляне за домом жарили мясо.
