Сэр Джон, склонившись к мертвому телу одной из колдуний, посмотрел на ее веснушчатую кожу, спутанные седые волосы, желтые зубы. На лице колдуньи застыло выражение неподдельного ужаса, а ее пальцы до сих пор застыли в охранном знаке, призванном не пустить Вальдо в круг. Слитгиз-зард коснулся кончиками пальцев сухой, шершавой кожи век колдуньи и опустил их.
— Вот бы и мне так впечатляюще уйти из жизни, когда пробьет мой час, — прошептал он, не отводя глаз от мертвой старухи.
Подул холодный, сырой ветер. Его порывом взметнуло плащ Кособокого и полами облепило его фигуру. Все, кроме Психеи, содрогнулись. Она взяла Кособокого за руку и сказала:
— Если можешь, усади меня на коня позади себя. Но оказалось, что пробираться по городу верхом на конях ничуть не быстрее, чем пешком. Как только послышался шум атаки, горожане высыпали на улицы. Одни вооружились и были готовы сражаться, другие тащили пожитки, намереваясь спастись бегством, третьи выбежали просто из любопытства. А когда развеялись тучи, город огласился радостными криками. Люди кричали о том, что наверняка королевская армия побеждает, что только что мимо них проскакал сам король, и вскоре толпа горожан хлынула к воротам. Но теперь, когда город озарила луна, стали видны клубы черного дыма и языки пламени у ворот, и те горожане, что успели подбежать поближе, стали разворачиваться и торопились обратно. И в результате налетали на тех, что бежали туда. Никто ничего не знал толком, но о том, что ничего не знают, вопили друг дружке так громко, что удивительно, как у них грудь не разорвалась.
Маленькому отряду то и дело приходилось останавливаться из-за того, что дорогу им преграждала толпа, запрудившая улицы и переулки. Некоторые горожане вопили:
«Ура!» — и приветствовали Аматуса, другие принимались распускать слух о том, что сам король уже погиб и вот теперь принц спешит занять его место, а третьи пятились, пугаясь вида половинчатого принца. Им казалось, что своей необычностью наследник престола способен только накликать на город беду. Повсюду сновали дети — то ли родители за ними недосмотрели, то ли они выбежали на улицу да заблудились. Словом, неразбериха стояла страшная: все голосили, окликали друг дружку.
— Мы не сумеем пробиться к воротам вовремя, а пробьемся — от нас уже там не будет никакого толка, — заключил сэр Джон. Аматус согласно кивнул, однако они возобновили попытки протиснуться сквозь толпу.
Когда к воротам, незадолго до отряда Аматуса, тронулись король, герцог Вассант и Седрик, народа на улицах было еще не так много, и потому они быстро добрались до ворот, где уже кипел бой.
Первая атака Вальдо не отличалась хитростью или изяществом. Передовая волна наступавших была уничтожена ядрами, пущенными из катапульт, когда атакующие враги еще не успели ступить на мост. Вторую волну перебили на мосту. Третью закололи мечами и перестреляли из мушкетов.
Увы, эти успехи защитников ничего не дали, потому что за третьей волной пошла четвертая, а за ней — пятая, и теперь через стену перебиралась, наверное, седьмая. Защитники города сражались храбро, как никогда, но видели, что врагам нет конца и края, а ведь и в их рядах уже имелись потери. И как бы отважно ни бились подданные Бонифация, как бы ни подбадривали себя, все они осознавали неизбежность того, что должно было случиться, и от этих мыслей кровь их стыла в жилах, отчаяние охватывало их все сильнее, и сражались они, уже не веря в успех. Огонь факелов выхватывал из мрака темные тени под шлемами воинов Вальдо, и трудно было сказать, живые то люди или бессмертная нечисть. Пламя озаряло и лица верных солдат короля, но не было в их глазах надежды — только решимость умереть с честью, пусть и без пользы.
Все это стало ясно Седрику мгновенно, и он уже открыл было рот, чтобы дать королю какой-то совет, но Бонифаций и сам все понял и перешел к действиям. Он выхватил из ножен длиннющий меч — церемониальную реликвию, — воздел его над головой, дернул поводья своего серого коня, от чего тот встал на дыбы и устрашающе заржал, и прокричал, обращаясь к толпам горожан и смятенным воинам:
— Зададим-ка им жару! Вперед!
Родерик ощутил силу, скрытую в кличе короля, выхватил из портупеи верхний мушкет и, пришпорив коня, бросился вслед за своим повелителем вперед, на врага, а следом за ним, как один, вперед поскакали гвардейцы, его подчиненные. При этом Родерик постарался хорошо запомнить клич Бонифация, дабы затем использовать его в своих творениях. Надежда на победу вновь вспыхнула в груди Родерика, он приподнялся в стременах и галопом пустил своего скакуна к небольшой кучке приспешников Вальдо, пробивших оборону. Оглушительно рявкнул мушкет бравого гвардейца, и предводитель врагов пал замертво. Рядом с Родериком зазвучали мушкетные залпы его товарищей.
Седрик повел в бой пехотинцев, и они начали теснить врагов. Но новые и новые противники перебирались через стены, ломились в ворота, но их тут же отгоняли и убивали. Ни с той, ни с другой стороны никто не просил пощады и не ведал ее, и скоро камни под ногами залила кровь, казавшаяся при свете факелов черной.
А потом ярчайшая молния разорвала плотную завесу мрачных туч, и тучи взметнулись, словно вспоротое одеяло на жестоком ветру. Радостно вскричали король и его верные воины, а Родерик, догадавшись о том, что произошло, воскликнул:
— Аматус! Принц Аматус победил вражеский мрак!
— Аматус! — хором взревело войско Бонифация, и в считанные мгновения защитники города вновь оттеснили врагов к крепостной стене, оставив позади себя трупы приспешников Вальдо и горы раненых. Безымянный лорд проскакал вперед и водрузил на надвратной башне знамя с Рукой и Книгой, сорванное врагами. Солдаты собрались рядом со знаменем, намереваясь защищать его до последней капли крови.
Герцог Вассант, без устали орудовавший мечом, обагренным кровью, только успел подумать, что, быть может, победа еще улыбнется им, как вдруг король Бонифаций покачнулся в седле и упал наземь.
Седрик мгновенно оказался рядом с ним. Почти сразу к королю подоспели герцог Вассант и Родерик. Седрик приподнял Бонифация, но, увы, помочь ему уже ничем было нельзя. В груди короля зияла огромная, с рваными краями дыра, белая борода обагрилась кровью, хлынувшей изо рта. Король лишь на миг приоткрыл глаза, и все подумали, что он что-то скажет — произнесет какой-нибудь последний приказ или какие-нибудь гордые слова — или хотя бы выкрикнет что-нибудь о том, как это все несправедливо, но с губ короля не сорвалось ни единого слова. Испустив долгий, хриплый вздох, он умер на руках своих соратников, и бледная луна озарила его помертвевшее лицо, и сердце его перестало биться.
