Не успели два новых ангела поведать всё, о чём мечтали услышать оперативники, как явился третий и выдал, что прошлогодняя свистопляска повторится. Причём очень даже скоро — через год.
Венцом всему стало то, как крылатый представился. Не именем какого-нибудь вшивого воина Господня, про которого в Библии написать забыли, а самим архангелом Михаилом. Одна из центральных фигур христиан оказалась не вымыслом. Но это полбеды! Вся жестокость ситуации, что он как-то совсем не пылает любовью к людям, как подразумевается в священном писании. После того, как архангел перед отлётом обратно расшвырял двоих преклонившихся ему, одного, кстати, довольно тучного, сомнений не осталось. У Осина с Верещагиным точно.
Почесав затылок, Осин кивнул:
— Чё делать-то?
— Так… — Семён явно был под впечатлением дольше, чем его коллега. — Давай, ты в центр, сдай записи Мореву. А я… А я следом за этими субчиками.
— Хитёр, поганец! Мне там разъясняй, что пора заводить ещё две-три папки на новых ангелов? А он прогуляется?
— Ну а ты что-то против имеешь? Я тут спец по скрытному преследованию. Тебя за километр видно, когда следом топаешь.
— И ничего не видно!
— Хватит тебе. Приехал из своего хутора и права качает. Бу-бу-бу! Ехай давай!
— Я, пусть и с хутора, а гонщик профессиональный.
— Ну и гони отсюда на… — Верещагин хлопнул дверью, оборвав фразу. Осин было прислушался, но, не дождавшись продолжения тирады, плюнул в окно и повернул ключ зажигания.
* * *
По указанию Семангелофа все семеро бойко уходили с Марсова поля. Позади них закипал котёл религиозной истерии и ничего хорошего это не несло. Пройдя пару кварталов, Семангелоф сбавил темп.
— Сейчас расходимся в разные стороны — за нами следят.
Зверь поправила шнуровку, незаметно оглянувшись — никого не увидела.
— И не увидишь — он профессионал. — Ответил на незаданный вопрос Хранитель.
— Вот только в мозг без разрешения лазать не надо!
— Я не со зла — время экономлю. Мы с Сеноем найдём вас, до этого не высовывайтесь и не выходите на связь друг с другом. Голубиной почтой разве что — вас прослушивают и следят за каждым шагом. За всеми пятерыми. Уже давно. — Очередями выдавал Семангелоф, между кусками информации он погружался куда-то в себя, но шаг не сбавлял.
Зверь хотела было спросить, как же они их найдут, раз все под колпаком. А если это и вправду так, то ангелы сейчас засветились и теперь тоже будут под наблюдением. Она вновь не успела спросить, как в голове раздалось:
— Так они нас не услышат. Мы сможем сообщить вам всё, что нужно, из любого уголка мира.
— Приём-приём, Хьюстон, как слышно?
— Олег, Я тебя прекрасно слышу, но этим пользоваться не стоит, когда вздумается.
Довольный Шекспир улыбнулся.
— Всё — здесь. Расходимся.
* * *
— Где, говоришь, они разошлись? — Морев вёл пальцем по карте Санкт-Петербурга.
— На перекрёстке Пестеля и Моховой. — Верещагин выглядел виноватым. — Объекты «Вихрь», «Зверь», «Шекспир» свернули направо — сюда. «Ангел 2» и «Агата» пошли прямо. А два новых ангела налево.
— Ты пошёл за ними?
— Да, эти-то пять никуда не денутся — все явки под наблюдением. А про ангелов ничего не знаем, вот я и решил следить за ними…
— Ну, правильно всё сделал-то.
— Да я понимаю. Вот только…
— Что?
— Не мог я упустить их — не пропадают вот так посреди улицы, людной к тому же! Были-были, раз! И нету их…
— Да перестань мямлить уже, Семён. Ну, мы же не знаем, на что эти ангелы способны. Они может и без крыл, как этот вон — поп-звезда наша новая, но чёрт их знает, что они могут.
Мореву показалось, что он дёрнул за нужную струну — Верещагин вроде успокоился и перестал себя корить. Ситуация, безусловно, нестандартная, но с кем не бывает. Не под трибунал же его отдавать теперь!
День перестал быть томительным ровно тогда, когда в динамике, передававшем разговор пяти отрабатываемых объектов, появились два новых голоса. Много интересного сказали. А потом связь прервалась. Снизу послышалась сигнализация — её поставили, чтобы не сидеть сутки напролёт за компьютерами и ждать возмущения, которое по характеристикам будет совпадать с теми, что сопровождают прорывы в наш мир всяких нелегальных мигрантов.
Через две минуты на этаж, где был Влад, влетел один из отдела, следящего за волнениями ионосферы, и доложил местоположение прорыва — Марсово поле.
Через час прибыл Осин и прокрутил запись, красочно расписывая всё, что происходило. У всех, кто на тот момент был на верхнем этаже, волосы дыбом встали от услышанного. Запись и так вполне чётко передавала, что происходило, а прибавив масштабную жестикуляцию и выпученные глаза Осина, становилось доподлинно ясно — грядёт что-то… А вот что?
Спустя ещё час прибыл Верещагин.
И вот они нависли над картой и вычисляют, куда могли улизнуть от его соколиного взора два ангела. А деться-то некуда! Дворы, если и есть, то в них не исчезнуть, так как сейчас все дворы в центре при своей камере — давно причём. Мистика, в общем, но что ещё ожидать от подобных сущностей, которые зовутся ангелами.
Под окнами послышался звук остановившихся машин, хлопнули двери. Морев догадался, кто и с чем заявился.
— Семён, ступай — начальство прибыло.
Верещагин вышел. Спустя минуту в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Как и думал Морев, вошли трое: Вавилов, Филимонов и Лужецкий — три кита самого секретного расследования новой России.
— Вечер добрый, господа. — Спокойно поприветствовал их Морев. Директор прошёл мимо, приветственно кивнул и сел на его, Морева, место. Вавилов и Филимонов присели на стулья рядом. Все трое смотрели на Влада.
— Ты понимаешь, что послужило причиной визита, правда?
— Разумеется, Евгений Михайлович. Мало того — ждал, что прибудете.
— Давай тогда по пунктам, что это было?
Морев, вместо того, чтобы пересказывать, включил запись, которую привёз Осин. Пока она длилась, четверо молча ловили каждое слово, что доносилось из динамиков… Вавилов и Лужецкий мрачнели на глазах, Филимонов, как обычно, держался колоссом спокойствия. Когда запись закончилась, директор, не скрывая дрожи в руках, налил из графина в стакан воды и залпом осушил его.
— Фу! Так-с… — Лужецкий принял обычную позу для осмысления информации из ряда вон — локти упёрты в стол, пальцы в замке и прижаты к бороде. — Что делать-то будем?!
Вавилов даже вздрогнул при этом, директор не отличался сдержанностью и частенько, в ситуациях схожей с этой, неожиданно громко что-то произносил. Филимонов остался недвижим.
