Дорога шла вверх, и постепенно развалюхи заменялись более солидными домами.
– Стой!.. – окрикнул Лорен.
Творимир развернулся в седле, бешено сверкнул глазами:
– Зачем?!.. Она же в замке!..
– Вот именно. Ты что – в замок собрался? Там тебя и сцапают.
– Так что же тогда делать?!..
– А что делать – решим в трактире. Хороший трактир. Называется «Жаркое и Выпивка под мшистым дубом». Хозяин трактира – мой старый друг. Ему можно довериться, и он знает больше, чем кто–либо в городе. От него можно узнать и судьбу Анны.
– Да зачем нам мне ее судьбу узнавать?!.. Эту судьбу меня нужно!
– Ну, вот ты такой молодой, горячий. Хочешь в замок – пожалуйста, я тебя не держу. Но даю гарантию – сразу схватят, а через полчаса ты уже будешь болтаться над жаровней.
Творимир замер, и минут пять пристально вглядывался в громаду замка: в каждую мрачную, острую его черту, в каждый кровавый огонек. А потом из тучевого месива рванула молния – обожгла исполинские стены, и показалось Творимиру, что замок наклоняется над ним, и сейчас рухнет на него…
– Хорошо. Едем в трактир! – крикнул Творимир…
Спустя пару минут, они остановились возле неказистого, старого здания; почти из всех окон которого рвался сильный свет, и пьяные голоса.
– Здесь всегда так шумно. – пояснил Лорен. – Ты просто не обращай внимания…
И вот они шагнули в переполненную винным паром и всяким сбором залу. Навстречу бросился утомленный хозяин, но, как узнал Лорена, расплылся в широкой улыбке… Через минуту они уже беседовали в отдельной комнатушке. Пьяные голоса едва досюда доносились, и перемешивались с шумом ливня. Выслушав Лорена, хозяин развел руками:
– Рад бы помочь, да ведь сами знаете… Ну, если бы это была обычная «ведьма», могли бы собрать выкуп… Хотя, для этого понадобился бы мой годовой доход… Но раз вы говорите – «она понравилась Бригену Марку»… Это ж и не выговоришь: «понравилась Бригену Марку»! Отродясь не было, чтобы ему кто–нибудь нравился. Тут, пожалуй – принесешь выкуп, а тебя схватят, да на дыбу – выдавай сообщников… Так что дело гиблое…
– Да как же гиблое! – не сдержался Творимир. – Гиблых дел не бывает. Не зря мы к вам приехали! Придумайте что–нибудь…
Хозяин трактира в полголоса переговорил с Лореном, и громко заявил:
– Пока располагайтесь здесь. Ну, а я все разузнаю…
– Когда же вы узнаете?! – крикнул Творимир.
– Ну, не сейчас же, в ливень, узнавать…
– Как вы не понимаете, что в каждую минуту…
– Понимаю. Но ничего не поделаешь. Просто ждите…
* * *
И потянулось это мучительное выжидание…
Ливень прекратился только в сумерках следующего вечера. Однако небо оставалось сумрачным, и моросило мелким, холодным, затяжным дождем.
Хозяин трактира задействовал какие–то свои нити… Обычно без труда удавалось узнать судьбу того или иного заключенного, про Анну же – ни слова. Будто ее и вовсе не было.
Творимир либо прохаживался по своей комнатушке, либо выбегал на улицу, где также ходил, глядел на замок, от бессилия сжимал кулаки, и хрипел проклятья. Он почти совсем не спал и не ел. Бледный, с мешками под глазами, худющий – казалось, его только что вырвали из долгого заключения.
В невыносимо медленное течение одного из этих дней вдруг ворвался хозяин трактира. Он возвестил:
– Все, отмучилась ваша Анна. Завтра ее сожжение.
– Что?! – Творимир буквально налетел на него. – Рассказывай все! Немедленно!..
– А рассказывать то и нечего: просто было объявлено. Завтра в полдень сожжение ведьмы Анны.
– Так, может – эта не та Анна!
– Как же не та. Та самая. Молодая, красивая. Говорят еще, что Бриген очень зол. Она, вроде, ему отказала… Ну, все – мне добавить нечего. Засим и оставлю вас. У меня еще много дел.
Хозяин трактира удалился, а Творимир, со сжатыми кулаками, прямо–таки набросился на Лорена. Он восклицал:
– Да как так можно! Такое безразличие!.. Он говорит об этом, будто будет сожжение какой–нибудь козы…
Лорен положил ему руки на плечи, вздохнул печально:
– Тише. Тише. Ты еще слишком молод и не знаешь – здесь человеческая жизнь цениться куда меньше не то что козы, но и цыпленка… Люди просто привыкли к постоянным убийствам. Практически каждый день устраивают сожжения. Иногда – сжигают целую группу людей – это когда раскрывается заговор. А сколько еще безвестных, недотянувших до костра, замученных в подземельях… Наша Анна – лишь малая частица общей трагедии…
Творимир метнулся к окну, и буравящим взглядом уставился на замок.
– Что значит «частица трагедии»?!.. Еще нет никакой трагедии. Она жива, а значит – мы ее спасем.
– Ты должен понять что…
– Ничего не хочу понимать! – Творимир отпрянул от окна и заметался от стены к стене. – Мы подкупим стражей…
– У нас нечем подкупать…
– А мы устроим нападение!
– Твое нападение, что укус муравья для закованного в стальные доспехи…
– Все равно мы что–то придумаем…
Долго метался по этой темной комнатушке Творимир. Время от времени, он придумывал какой–нибудь безумный, совершенно неосуществимый план спасения Анны, а Лорен тут же его отвергал.
Уже смеркалось…
Творимир вспотел, и трясся от перенапряжения.
– Возьми–ка, испей. Полегче станет. – Лорен протянул ему чашу с вином – Творимир выпил.
* * *
Творимир очнулся. Несмотря на то, что окна были распахнуты настежь – в комнатушке царили духота и жар. Ленивое августовское солнце изливалось на улицы – и улицы уже просохли и накалились, наплывала взбитая чьими–то ногами и копытами пыль.
Голова у Творимира раскалывалась болью, и он схватился за виски, застонал.
Лорен дал ему чашу с молоком – Творимир выпил, и ему полегчало.
Но вот уже вскочил, затрясся от волнения.
– Сколько время?!
– За три перевалило. Скоро жара на убыль пойдет.
– Что?! Но ведь Анну еще не сожгли, да?!
– Сожгли.
– Что?!
– Сожгли Анну. Народ еще с девяти часов к замку потянулся. А возвращаться стали в полвторого. Обсуждали детали сожжения…
– Но ведь… Но… – у Творимира носом пошла кровь, но он не обращал на это внимания. – Ведь если… Ведь… Она не может быть мертва, потому что…
И вдруг налетел на Лорена, затряс его за плечи:
– Вином напоил! Со снотворным!
– Да – напоил.
– Да как ты смел! Ты хоть понимаешь, что натворил? Убийца!..
– Не убийца, а спаситель твоей жизни. Ну, вот не усыпил бы, чтобы бы ты стал делать?.. Сегодня побежал к месту сожжения. Стал бы там что–нибудь кричать, к ней прорываться. Тебя бы схватили…