— Какие мы умные.
— А то! Ладно, пошли, спать хочется.
И они пошли, чтобы прилечь чуть поодаль костра, завернуться в плащи и кто вскоре, а кто и не вскоре, заснуть.
Рано на рассвете негромкий рожок как всегда оповестил: охота не охота, а подыматься пора. Наскоро перекусив все тут же потянулись вперёд. Заприметивший Мэроу торговец тряпьём вновь подтянулся к нему. И принялся рассказывать какие пошлины ввели в Алфаре для некоторых. Вот в одно княжество тебя с руками и ногами заберут, а в другом за вход в три шкуры сдерут.
— И ведь глазом не моргнут, сдерут, им бы лишь наживаться на честных…
— Вот негодяи, — Мэроу нарочно издеваясь ответил торговцу. Но тот, то ли не заметив, то ли не пожелав заметить, в который раз принялся затягивать свою песню.
— Ну, так идите в воины, — невинно предложил Мэроу, на что торговец выпучив глаза точно рыба и всплеснул руками.
— Так опасно же.
— Зато платят хорошо.
— Так ведь…
— А ещё лучше — в советники.
— Нельзя там сидеть, в стенах… возле короля. Ещё что, голову отрубит…
— А королём становитесь.
Услышав последнее замечание сумасшедшего юнца, торговец поспешил подобру-поздорову убраться куда подальше. Ещё кто услышит, так голову и снесут. А всё из-за разговоров таких вот.
А Мэроу продолжал невозмутимо идти вперёд, игнорирую многозначительные взгляды Ланта. Мол, что творишь?
— Ты зачем беднягу к народному восстанию подбиваешь? — наконец спросил Лант.
— А нечего на жизнь жаловаться. Не нравится — пусть меняет. К тому же. — Немного помолчав, заметил Мэроу. — Он мне надоел.
Так прошёл и октябрь, а за ним потянулись дни ноябрьские. Уставшие от бесконечного перехода, недовольные и зачастую злые, люди постоянно жаловались кто на судьбу, кто на Яскара, кто — тихо-тихо, на короля — а кто и на кого попроще. На соседа — например. Соседа было можно и наказать. И злость на него обратить в бессилии. И вот уже конвою приходилось разнимать сцепившихся соседок и катающихся кубарем их детей, и переругивающихся стариков.
Зато, к превеликому облегчению магов, никаких признаков вражеской армии поблизости не наблюдалось.
— Чем же битва кончилась? — всё чаще и чаще спрашивали кругом.
— Этого нам не узнать, пока до Алфара не доберёмся.
— Там узнаем.
Так оно и случилось.
К середине ноября, когда голая и чёрная стылая земля привела людей Элама к стенам Алфара, когда слетелись вороны, чтобы посмотреть на чужаков, и стража — молчаливая и гордая смотрела сверху на эламцев, тогда и был окончен переход. К радости одних, к тревожному опасению других.
Стены не то что были высокими, они уходили под небеса и ничего не различить за ними, кроме верхушки далёкой центральной башни, затерянной как фонарь в туманную ночь. Стены были гладкими, такие, что и не зацепишься как ни старайся. И широкие, две повозки могли не разворачиваясь ехать бок о бок. Никакая катапульта не прошибла бы в этих стенах дыру с одного разу. Они возвышались крепкие и старые, как и сам Алфар.
Великий город. Город-мир. Ему не было видно ни конца, ни края. Настолько он ширился от края до края. Грозное развевалось на ветру алое знамя: меч, обвитый тонкой прозрачной лентой.
Протрубили и люди замерли. Принялись напряжённо всматриваться вверх. Когда послышался сильный скрежет и стали разъезжаться в стороны массивные ворота. Из дымки показалась стража в алых доспехах, с алыми шлемами, с золотыми узорами. Выстроившись в два ряда и образовав живой коридор, стража Алфара одним быстрым движением выхватила мечи и направила их к земле, в знак мира. Тусклое солнце заиграло на клинках, точно сделанных из золота. Лица воинов оставались гордыми и непроницаемыми.
Трубный зов эхом пронесся над головами. Первое, что бросалось в глаза — это постройки из грубого камня. Второе — холодность. Здесь во всём был холод: в свете затянутого пеленой солнца, в сыром небе, в суровых, привыкших ко всему лицах и словах.
— Откуда? — Женщина, облачённая с ног до головы в обмундирование, выделялась алой мантией поверх доспехов. Собранные в хвост волосы рассыпались над шлемом тёмной волной. В глазах царила сталь.
— Из Элама, — другая женщина, пришедшая из далёких земель, поёжилась под этим испытывающим взглядом.
— Причина прибытия?
— Так…
— Причина прибытия? — так же холодно и сурово повторила капитан стражи.
— На нас шла армия.
— И вы ушли?
— Но я же…
— Ладно, — капитан нахмурилась, подошедший к ней мужчина что-то тихо ей сказал и отошёл смиренно в сторону. — Ладно. — Уже не то что мягче, но терпимее повторила она. — Слушайте, люди Элама. Алфар готов принять вас и предложить Право Присяги.
— Вы не можете предлагать Право, — вылетевший из толпы маг в алой мантии вскинулся, становясь между капитаном и эламкой. — Этого не было в договоре! — Злость и отчаяние, как показалось Мэроу, мелькнули в его взгляде.
— Это Право Алфара. Первое и нерушимое. — Женщина в красной броне сделала шаг вперёд и маг вынужден был отступить к своей великой досаде.
— Я… — он замялся.
— Тебе теперь некому жаловаться, — шепнула женщина в доспехах и тут же поняв, маг склонил скорбно голову. — Элам пал перед Яскаром. Умда побеждён.
Горделивые лики алфарцев так и остались с виду безучастными, ни один мускул не дрогнул, ни одного лишнего взгляда.
— Люди Элама! — Прокричала громко женщина в доспехах. — Три княжества Алфара дарят вам право вступить в свои ряды. Княжество Райхал, Первое и Широкое. Княжество Улис — Молодое и Верное и княжество Верхэн — Крепкое и Незыблемое. Райхал славится своим гостеприимством. Улис — широкими взглядами. Верхэн — торговое и ремесленное княжество. Выбирайте.
Тот из вас, кто воспользуется Правом Присяги и присягнёт верностью одному из княжеств — тот сможет остаться в Алфаре, не платя за вход.
Ступив вперёд женщина опустила кончик меча к земле и так и стояла, прямая, страшная в своей нерушимой силе.
— У нас сражаются все. Кто не сражается — тот умирает от Справедливой Руки. Тот, кто пойдёт на обучение в школу воинов и дойдёт до конца — вы можете не присягать сейчас княжеству, вы можете присягнуть Единому Воплощению, предстать пред Голосом.
Решайте!
Слава Алфару!
И она, развернувшись, пошла прочь.
— Дети Элама. — Маг, уже не тот, что разговаривал с капитаном, ступил вперёд. — Подумайте. Подумайте!
Тем не менее, за право на бесплатный вход и надёжные стены многие заплатили своей родной землёй. Многие подходили к воину с бумагой и чертили знак согласия, затем их записывали имена, после чего произносили присягу, кто под могильное молчание своих собратьев, кто под недовольный гомон.
