Слик в сотый раз вошел в ванную и встал перед зеркалом. На него из-за стекла смотрел слегка пьяным взором оборванный и немного неопрятный головорез с глазами разного цвета. Рукав рубашки был испачкан в крови, так как про укус собаки он опять забыл. Джетти радостно ухмыльнулся и подмигнул своему отражению.
— Ну что, капитан, — сказал он, ткнув в отражение пальцем и попав ему в нос, — пойдем ловить попутный корабль. А что, это легко!
Он поднял бутылку и чокнулся с отражением, у которого, по приятному совпадению, оказалась точно такая же. Залпом опрокинув в себя ее содержимое, Джетти побрел на балкон.
Чайки все еще летали, море все еще плескалось.
Слик прищурился и посмотрел вдаль, туда, где вода сходилась с небом.
— И какой же у меня корабль? — спросил он сам себя. — У меня должен быть чертовски прекрасный корабль, ну, или офигительно прекрасный! Пиратский, конечно, потому что я сам пират. С черными парусами, чтобы незаметно подкрадываться к ничего не подозревающим торговым судам и грабить их! Такой очертенно быстрый корабль, чтобы никто никогда меня на нем не поймал, а я мог догнать кого угодно. И с пушками! С пушками, чтобы стрелять! — он взмахнул рукой, изобразив в воздухе что-то невнятное, что должно было символизировать наличие пушек. А называться корабль должен… должен… — тут Джетти задумался. Ему казалось, что имя кораблю нужно выбирать со всей серьезностью, потому что, как его назовешь, так он и поплывет. Что-то он такое слышал, во всяком случае. Это должно было быть особое имя, такое, чтобы полностью соответствовать родившемуся в его голове образу. Такое, чтобы не стыдно было так назвать грозный пиратский корабль, вселяющий страх в сердца обывателей и офисных работников. Что-то, отражающее офигительную, великолепную, невозможно свободную суть корабля.
— Дивная Хрень! — воскликнул Джетти в восторге, и чуть не вывалился за перила. Кажется, рома он все же перебрал, но ему сейчас было плевать.
— Мой корабль называется «Дивная Хрень», и он плывет сюда! Ура! — молодой человек хотел было подбросить в воздух шляпу, но шляпы не было, поэтому он зашвырнул в океан несколько пустых пивных бутылок с балкона.
— Гип-гип-ура!
И тут случилось то, что в тот момент ему совсем не показалось удивительным. Вода вдруг начала прибывать, прибывать, затапливая здание и поднимаясь все выше и выше. Задул сильный ветер, а небо посерело. Откуда-то взялись тяжелые грозовые тучи. Волны бились о стены с грохотом, а ветер дул так, что Джетти с трудом удерживался на ногах. Впрочем, он подозревал, что тут не только ветер был виноват.
Он, прищурившись, глядел в горизонт, пытаясь высмотреть силуэт корабля, но там ничего не было. Но это его совсем не огорчило. Молодому человеку вдруг пришло в голову, что для его корабля появиться на горизонте будет слишком банальным. Его корабль должен был вынырнуть внезапно прямо у дома, будто свернув на невидимом перекрестке между мирами.
Вода все прибывала и прибывала, и как только волны сравнялись с балконом его соседа тремя этажами ниже, вместе с очередной волной к дому со скрипом прижался черный деревянный борт корабля.
— Офигеть! Черти собачьи! — радостно выругался Джетти, уже чувствуя себя заправским пиратом, потому что в нескольких метрах под ним была мокрая дощатая палуба его корабля, корабля, который он только что придумал!
Джетти был уверен, что на борту он обнаружил бы название «Дивная Хрень», выведенное вычурными золотыми буквами.
Ни секунды не раздумывая, он неуклюже перелез через перила и прыгнул вниз, на палубу.
«Записки из Хижины За Стеной»
«Рассказывают, что в год Поразительных Цветов Предвещающих Благополучие, за западной стеной Города поселился зверь по названию мо. Как выглядел этот зверь, никто не знал, ибо тот был скромен и стеснителен и не показывался на глаза. Питался зверь мо железом. Жители Города натерпелись от него неприятностей: вначале зверь пожрал все железо на городских воротах, так что их пришлось обить дубом. Затем он тайком стал прокрадываться в Город по ночам и пожирать все металлическое, что найдет. Один почтенный горожанин, то ли Цзи Юнь, то ли Юань Мэй, рассказывал даже, что зверь мо сожрал у него в доме все ножи и ножницы».
Ночью, когда все в Городе спали, барсук выходил за стену и играл на флейте.
Это для барсука было совсем не просто — все-таки флейту держать в лапах гораздо менее удобно, чем в руках, но барсук был зверем упорным. Долго тренировался, и наконец у него получилось.
Выучившись держать инструмент не роняя, он начал учиться играть. На это ушел не один месяц, но с каждым разом музыка, извлекаемая из флейты, была все красивее.
Почти каждую ночь барсук садился под стеной и играл, забыв обо всем.
Он думал, что делает это в полном одиночестве, пока однажды ночью, после особенно грустной мелодии, не раздался жалобный стон.
— Ох, — сказал тихий заунывный голос, — если бы и я мог играть, как когда-то! Если бы я мог присоединиться!
— Кто здесь? — от неожиданности барсук выронил флейту, и она укатилась в кусты.
Голос не отвечал.
Барсук поднял свою флейту и огляделся — никого здесь не было, только мрачные темные кусты и стена из глины и камня. Да и кто мог сидеть под городской стеной ночью? Разве что разбойник или какой неприкаянный оборотень, вроде него самого.
На всякий случай барсук у стены не появлялся целую неделю. Но долго он, конечно, не выдержал — снова пришел на то же место. Никого здесь не было — он тщательно все осмотрел и только после этого достал флейту и сел играть.
Вначале все было тихо, но когда он дошел до особенно трогательного места, снова кто-то застонал.
— Какая прекрасная музыка! — разобрал барсук в голосе, похожем на завывание ветра.
— Кто ты? — спросил барсук. — Покажись, я тебе ничего не сделаю!
Это было в четверг. В пятницу барсук не пошел к стене.
Ему было лестно, что голос высоко оценил его игру на флейте. Это с одной стороны. Но с другой, он все же предпочел бы знать, с кем разговаривает.
В следующий раз барсук появился у стены только в понедельник, ближе к рассвету. Он сел на свое обычное место и достал флейту.
— Ох, и давно же тебя не было! — голос не стал ждать, когда зверь сыграет мелодию, а заговорил сразу же.
— Не было, — согласился барсук. — Но сейчас-то я здесь. И готов снова сыграть. Только…
— Только?
— Только покажитесь сначала, чтобы я видел, кто слушает меня.
— Прошу прощения, — голос звучал все глуше и глуше, будто удаляясь. — Не надо было мне вообще заговаривать.
