Наутро они поговорили, и Ирина, напуганная своим поступком, пообещала ему больше не поддаваться и просила перед следующим приступом привязать ее к кровати и держать, пока не выдохнется. Закончилось тем, что она билась в путах, с воем и плачем, с судорогами и температурой всю ночь, и он, не в силах это вынести, сам развязал ее и отпустил. Принц-консорт знал, что она не променяет его ни на кого — слишком давними и ценными были их отношения, и готов был пойти на все, чтобы она никогда не мучилась больше так, как в эту страшную ночь. И знать он не хотел, кто был жертвой в этот раз. Главное — Ирина снова была здорова, насколько ее нынешнее возбужденное состояние можно было назвать здоровым.
Её семья и близкие тоже находились в состоянии, близком к истерическому. Семейные и персональные интервью, выступления, поездки по городам, снова выступления, посещения больниц, школ, детских садов, армейских частей. Иногда они ухитрялись побывать в шести-десяти местах за день. Телепортисты работали посменно круглые сутки, а придворный маг с учениками выдали ей, наверное, годичный запас тонизирующей настойки. Повара держали блюда горячими день и ночь, а горничные сбились с ног, готовя одежду, подходящую к каждому поводу. Казалось, она за короткий срок решила наверстать все, что упустила за прошлые годы в деле поддержании лояльности народа. И, день за днем, медленно, но верно, настроения в королевстве улучшались, толпа перед дворцом рассасывалась, а уж футболки с надписями "Я люблю королеву" и "Единственная Ирина для нас" разлетались со скоростью пятничного пива.
За приятные преференции глава церкви Триединого милостиво согласился несколько раз упомянуть о королевской семье в своих проповедях, но королевской семье пришлось отстоять длинную и занудную службу. Благодать бы не помогла не зевать, пришлось обращаться к помощи заветной настоечки. Зато значительная часть верующих тоже оказалась на ее стороне.
Во дворце немногочисленные оставшиеся придворные начали шарахаться и прятаться по углам, если слышали настигающий их стук каблучков ее Величества, потому что любой праздношатающийся бездельник тут же получал выволочку и приспосабливался к какому-нибудь делу. И только один человек был бы счастлив услышать ее шаги и хоть несколько секунд поговорить наедине. Однако со Стрелковским они виделись теперь только на общих совещаниях и обязательных утренних планерках, после которых королева убегала. Он тоже пахал по-черному и почти не спал, агенты летали, как заведенные, "слухачи" собирали слухи и сплетни в барах, кафе, фитнес-клубах и прочих присуственных местах, а срочно сорванные с остальных заданий "болтуны" распространяли нужную информацию, перебивая негативные разговоры.
В его сейфе лежали и ждали своего часа аккуратно подшитые папочки с компроматом на значительную часть продавшихся парламентариев, в том числе и на премьер-министра. Час икс наступал накануне обещанного срока, и собранный материал должен был склонить предателей задуматься над своим поведением.
А вот Смитсен был прозрачен, как лед, и никаких зацепок найти не удавалось, отчего Игорь Иванович скрипел зубами и мысленно желал ему просто сделать им всем великий подарок и помереть от какого-нибудь инфаркта. Внедренные агенты ежедневно докладывали, что успех не достигнут. И это было очень, очень плохо. Потому что если не подсечь эту рыбку, все остальное не имело смысла. Конечно, у них были инструкции на крайний случай, и необходимый инструментарий, чтобы все выглядело естественно и не вызвало шума. Но, во-первых, это практически наверняка означало бы смерть исполнителя — посмертные проклятия весьма действенны и не очень эстетичны, а во-вторых, враг должен был быть так сломлен, чтобы его дело уже не могли продолжить. И хоть самому меняй внешность и пытайся устроиться в дом, чтобы найти средство воздействия. Но, увы, времени не было, приходилось действовать в тех условиях, которые у него были.
Не спал он еще по одной причине. Стоило ему закрыть глаза, как он видел дрожащую от страсти спину своей женщины, ее запрокинутую голову, ее длинные светлые волосы, намотанные на его кулак, ее ягодицы, сминаемые под его напором, чувствовал вкус ее кожи и ее запах, и прикосновение ее обжигающей плоти, слышал ее хриплые крики "Игорь, Игорь!". Были и другие сны, выворачивающие его наизнанку от оглушающей ревности, когда он видел ее с мужем или с другими мужчинами, имена которых давно знал наперечет. И над всем этим шуршал тихий омерзительный шепот "Прекратите копать под Смитсена и через неделю вы уедете вместе". Осознав после нескольких изнуряющих дней и ночей, что их враг нащупал его единственную слабость и теперь прицельно бъет в нее, он лично съездил к Алмаз Григорьевичу и попросил его поставить ему щиты от воздействия черных. Старый маг смотрел насмешливо и немного сочувственно, качал головой, ворчал "Так и знал, что теперь ко мне весь дворец как к себе домой заглядывать будет", но просьбу, как ни странно, исполнил, и теперь он мог хотя бы немного поспать — сном без снов. И непонятно, что было легче — быть с ней близким каждую ночь хотя бы во сне или вообще не видеть ее.
В четверг с утра, Ирина-Иоанна, одетая в простое светло-голубое платье, терпеливо ждала, пока камеристка уложит ей волосы, и недовольно хмурилась, слушая Марью Васильевну Сенину. Сенина работала статс-дамой уже много лет, и научилась игнорировать недовольство своей королевы, особенно если нужно для дела. У двери комнаты терпеливо ждал личный секретарь королевы, общение которого с Ее Величеством статс-дама так невежливо прервала, настойчиво пытаясь попасть к королеве на прием.
— Почему вы мне раньше не напомнили? — раздраженно говорила Ирина, стараясь не дергать головой и не мешать укладке.
— Так не поймать вас никак, Ваше Величество, — Сенина развела руками, — я уж стара, не угнаться мне за вами.
— Погоди, — перебила ее королева. Она закусила губу и задумалась.
— Ваше величество, не кусайте губы и не хмурьтесь, будут морщины, — мягко упрекнула ее статс-дама. Ей было можно — она в свое время наставляла юную принцессу Ирину в этикете.
— Да погоди ты, не мешай думать, Марья Васильевна, — королева, забывшись, тряхнула головой и тут же извинилась перед застывшей камеристкой.
— Не вовремя этот бал, как же я забыла, — пробормотала она. — Сейчас давать бал — опять начнут писать про растраты и поливать нас грязью, сейчас повод давать никак нельзя.
— Но уже почти все готово, деньги все равно потрачены, — сокрушенно сообщила Марья Васильевна, по знаку королевы чинно усевшаяся в кресло напротив. Ее седые волосы, которые она упорно не красила, лежали "бараньими" кудряшками вокруг маленького, тоже немного овечьего лица с робкими голубыми глазами за стеклами очков. Не знающие Сенину вряд ли могли предположить, что это дама обладает стальным характером и акульими зубами. Другие карьеру при дворце не делали.
