Ящерица карабкалась наверх изо всех сил. Наконец, появилась растрепанная голова старухи, древней и безобразной. Она ругала ящерицу, не переводя дыхания.
Если бы сейчас их мог видеть Синяка, он подивился бы, до каких чудовищных размеров можно раскормить саламандру. Его собственная ящерка была крошечной по сравнению с этим бегемотом.
Старуха похлопала огненного духа по шее, словно боевого коня, уселась, распустив свои широкие рваные юбки, и огляделась вокруг с победоносным видом, как стервятник. С ее морщинистой шеи свисали ожерелья из кабаньих клыков, перьев и игральных костей. Лохматый плащ прикрывал ее костлявые плечи.
Старуха заметила хэнов и цепко прищурилась.
— Мародеры, — определила она. — Охо-хо, ничего-то нового не встретишь. В какой мир ни попадешь, везде одно и то же…
Неожиданно для самого себя Осенний Лист выступил вперед.
— Прошу прощения, милостивая государыня, но мы вовсе не мародеры.
— Что?! — Старуха вытаращила глаза. — Да ты наглец!
— Отнюдь, — расхрабрился Осенний Лист. — Просто я указал вам, сударыня, на совершаемую вами ошибку, прискорбную для всех нас. Поспешные выводы из поверхностных наблюдений…
— Как ты смеешь! — визгливо вскричала старуха. — Взбесившийся хам! Да ты знаешь, кто я такая?
— Вы, сударыня, находитесь на руинах, как и мы, и можете с полным правом быть заподозрены… — бормотал Осенний Лист, оглядываясь на своих товарищей в поисках поддержки, но те молчали, как убитые.
Старуха тоже отметила это.
— Не рвутся что-то твои дружки выручать тебя, а? — сказала она язвительно. — Ох, несчастный день… — Она оглянулась на горы ржавых хлопьев. — Говорила я этому болвану, говорила: нельзя понимать предсказания так буквально! «Жди смерти от чужого оружия», как же! А если не «чужого»? Если, например, «необычного»? Или «присвоенного»? Без толку все разговоры мои, тьфу! И сам погиб, и замок загубил…
Она сокрушенно потрясла головой, бессвязно бормоча и, видимо, полностью погрузившись в горестную думу.
Осенний Лист почувствовал, как его тянут за плащ, и обернулся.
— Спроси ее хоть, кто она? — прошептал Манари, высовываясь из-под капюшона.
— А чего я? — дернулся Осенний Лист, но Манари подтолкнул его кулаком в спину.
— Ты уже нашел с ней общий язык. Давай.
Вздохнув, Осенний Лист приблизился к старухе и был встречен недружелюбным взглядом красных глазок.
— Что надо?
— Сударыня, — сказал Осенний Лист, — позвольте представиться. Хэн по прозванию Осенний Лист…
— А! — отрывисто бросила старуха. — Хочешь знать, кто я? — Она пошевелилась, поправляя юбки, и гордо выпрямилась. — Мое имя Имд. Не слыхал? Ну и не надо. Охо-хо…
— Госпожа Имд, — снова заговорил Осенний Лист, — я попросил бы вас растолковать неискушенному хэну, какая страшная трагедия совершилась на этих холмах.
Имд обвела рукой вокруг себя.
— А что, вы не видите? Замок Торфинна рассыпался в прах. Замок Торфинна! Кто бы мог подумать… И все, кто были частью замка, исчезли вместе с ним. И сам Торфинн тоже. Жить теперь негде… Негде на старости лет голову преклонить… Ну, попадись мне этот, хоть с «чужим» оружием, хоть с «присвоенным»! — Она погрозила костлявым кулаком неведомо кому, выставив сверкающие перстни, а потом с кряхтением встала и пнула каблуком жирную саламандру. — Вперед, ненасытная утроба!
Имд грузно уселась на ящерицу и ударила ее по бокам. Со скоростью, невероятной для такого тяжелого тела и коротких лап, саламандра побежала, оставляя за волочащимся хвостом пыльное облако. Вскоре они скрылись в густом лесу, который начинался в полумиле от того места, где стоял замок.
— Все, кто были частью замка, погибли! — возбужденно сказал Манари. — Значит, и стражники тоже! Да, друзья, вот это настоящий триумф…
Он услышал шаги и замер с раскрытым ртом.
Прямо на них шел рослый человек в темном плаще. Поначалу, глядя на его властную осанку, хэн принял его за самого Торфинна и, пискнув, присел, натягивая на голову капюшон.
Но человек этот не замечал наблюдателей. Он остановился в растерянности и стал озираться по сторонам. Через минуту он увидел, как зашевелилась пыль ярдах в десяти от него, и бросился туда. Ожидая появления какого-нибудь нового чудовища, хэны сбились в кучу за небольшим холмиком и затихли.
Рослый человек и взъерошенный белобрысый мальчик, который только что выбрался на волю, с ног до головы покрытый рыжими пятнами, принялись разгребать ржавчину и вскоре вытащили еще одного, причем белобрысый стремительно пал ему ухом на грудь, видимо, слушая сердце. Прошло несколько секунд, прежде чем он вздохнул, успокоенный, и поднял глаза.
— Все в порядке, Ингольв, — сказал он, обращаясь к рослому.
Ингольв не слышал его. Он бродил по красной пустыне, оставшейся на месте замка, то и дело наклоняясь и разрывая пыль, словно пытаясь найти еще кого-то. Он хотел было помочь себе саблей, но обнаружил, что ножны пусты, и бросил их.
Наконец, он безнадежно махнул рукой и с размаху сел на кучу ржавчины, обхватив голову руками.
Аэйт встал и тихонько подошел к Вальхейму. Капитан даже не пошевелился.
— Ингольв, — сказал Аэйт, — их никого нет, не ищи. Ведь Петипас был тогда рядом с нами…
Ингольв помолчал немного, а потом посмотрел на парнишку, и в темно-серых глазах капитана была такая бешеная ненависть, что Аэйт пошатнулся.
— Ты что, Вальхейм? — пробормотал он. — Что с тобой?
— Ты не понимаешь, — сказал Ингольв, — что такое командовать людьми и привести их на гибель.
— Но ведь их никогда не было, — сказал Аэйт осторожно.
Ингольв стиснул зубы так, что челюсти заныли. Если их никогда не было, то откуда же он знает, что молчаливый Айвор был дружен на удивление всем с простодушным толстяком Брандскугелем, что Петипас был честолюбив и заносчив, а Онтлак отличался хозяйственностью… Тоже магия Торфинна?..
Аэйт поерзал и, наконец, решился:
— Знаешь, Ингольв, тебе, наверное, лучше все-таки думать, что они погибли. А то ты точно свихнешься. В конце концов, между «уже нет» и «никогда не было» разница невелика.
— Для своего возраста ты чересчур догадлив, младший сын Арванда, — медленно произнес Ингольв.
Что-то недоброе мелькнуло в его глазах, потому что Аэйт сделал шаг назад, споткнулся и вдруг, быстро наклонившись, вытащил что-то из-под мусора. Сверкнули два альмандина, и солнце заплясало на прекрасной стали клинка. Волна жара плеснула Вальхейму в лицо, и он с удивлением понял, что теплом дохнул на него меч — длинный меч Гатала.
Аэйт держал его в правой руке, левую заложив за спину.
Капитан прищурился. А мальчишка крепче, чем кажется. Меч Гатала был довольно тяжелым, и удерживать его одной рукой непросто.
