Актриса подала ему меч.
– Твой выход, – сказала она, улыбаясь. – Ты встретишь дракона, победишь и трахнешь его.
Меч в руке мага дернулся – декокт еще не до конца подчинил его волю. Мадлен улыбнулась шире.
– Иди, милый, иди, – сказала она и поцеловала Крона. – Я буду смотреть, как ты победишь чудовище.
Крон двинулся по коридору к сцене Он видел перед собой пыльную, захватанную кулису, слышал сзади шаги Мадлен. В первой сцене роль Зигфрида исполнял Ролло, сын Свана и актрисы, игравшей роль матери героя. Крон услышал аплодисменты, увидел мальчугана, вынырнувшего из-за кулисы. Маг чуть не сбил его с ног, ребенок испуганно шарахнулся в сторону. У кулисы Крон остановился. Остатки разума боролись с впитывающимся в кровь декоктом.
Перед глазами мага появилась рука Мадлен. Актриса отдернула кулису и легонько толкнула его в спину.
Крон сделал несколько шагов вперед и оказался на сцене.
Крон ударил руками по стволу дерева, впился в него зубами.
На вкус древесина была горькой, столь же горькой, как и отвращение мага к себе.
Маг, воя, принялся кататься по влажной от росы траве.
Крон пригнулся, уклоняясь от летящего на него языка пламени. Сделал шаг вперед, проскользнул под шеей дракона. Повернулся и плашмя ударил чудовище по голове мечом. Дракон уткнулся мордой в пол. Маг смотрел на разноцветный гребень, перечеркивающий макушку чудовища, на длинные ресницы дракона. Толпа в зале выла, как стая голодных гросайдечей. Крон медленно двинулся вдоль бока чудовища, направляясь к его заду.
Дракон покорно поднял хвост.
Маг расстегнул штаны. В этот миг он понял, что ощущает Сандро, когда его небесный повелитель входит в него.
Энедика мягко притронулась к его руке.
– Не надо, не рассказывай, – произнесла эльфка сочувственно. – Я уже поняла. Кроме чар, в вине были и самые банальные афродизиаки.
– Нет, – ответил Крон хрипло. – Мадлен оказалась очень умелой телепаткой. Она нашла в моей памяти ощущения… предвкушение… О Локи. Тот самый вечер, когда мы были с ней вдвоем. Я стоял на ярко освещенной сцене, а ощущал себя в полутемном сарае. Я снова чуял запах сена и вместо рева толпы слышал тихий шепот дождя. И я завелся. Мадлен вытянула нить моей памяти в петлю и набросила прошлое на стальной клинок настоящего…
Крон почуял, что кто-то приближается к нему, и привычно накинул на лицо оптическую маску. Маг встал, цепляясь за ствол, прислонился к кипарису. По телу Крона прокатилась последняя судорожная волна, и он замер неподвижно. Скорее всего, по дорожке двигался заблудившийся гуляка. Магу свидетели его горя были совсем ни к чему.
Человек остановился прямо напротив Крона.
– О господин Андреус, простите великодушно… – раздался дрожащий голос. – Я же не знал…
Крон узнал Рейнекке. Маг развернулся и выбрался на тропинку.
– Мадлен сказала, что ее новый поклонник хочет заняться с ней любовью на сцене, – торопливо бормотал импресарио. – Что вы хотите почувствовать себя драконоборцем и покорителем девственниц…
Крон прочел в его ауре, что Мадлен намекала также, что ухажер готов хорошо заплатить за такую возможность. Маг медленно распустил защитный кокон на своей ауре, скрывавший от любопытного взора не только истинный уровень его дара, но и некоторые интересные особенности ее строения. Лис шумно сглотнул. Он понял, кто перед ним. И что значило трахнуть зверя для очередного кавалера его лучшей актрисы после того, что люди сделали с оборотнями.
– Прости, брат, – произнес Рейнекке на лающем, отрывистом языке оборотней. Обычно его использовали для переговоров в звериной ипостаси, поскольку голосовые связки лиса еще меньше были приспособлены к связной речи, чем глотки рысей. Импресарио перешел на родной язык от смущения и неожиданности: – Хочешь, я ее заставлю…
– Нет, – коротко тявкнул Крон.
– Нам уехать из Кулы, господин имперский маг? – спросил Лис на мандречи.
До конца гастролей оставалось еще две недели, и, покинув столицу, труппа сильно потеряла бы в деньгах.
– Нет.
Помолчав, Крон спросил:
– Ты сочинил эту пьесу?
Рейнекке обреченно кивнул. Крон ударил по его голове – и это была не благородная пощечина, которой обмениваются дворяне при вызове на дуэль, а полновесная затрещина, которые раздают во время драки в кабаке. Импресарио пошатнулся и упал на колени.
– Как ты мог? – заорал маг и пнул его сапогом под ребра.
Рейнекке согнулся.
– Кому сейчас нужны эти старые сказки, брат? – прошептал он, но Крон услышал его. – Люди обленились, извратились. Покажешь им благородство и смелость – и они к тебе больше не придут. Что им нужно? Только секс и кровь, больше ничего. А мне нужно есть и кормить труппу.
– Перепиши сценарий в той части, в которой он касается дракона, – холодно сказал маг. – Верни его к оригиналу. Иначе тебе будет не только нечего есть, но и нечем.
Лис выпрямился, глянул в лицо мага, чтобы удостовериться, правильно ли он понял.
– Да, – произнес Крон. – У тебя не будет головы.
– Я так и сделаю, – сказал Рейнекке. – А Мадлен…
Крон улыбнулся так, что стало больно скулам.
– Ты получишь ее тело и сможешь похоронить, – заверил он и поднял руки для заклинания. – Но ты вспомнишь эти мои слова, только когда будет, что получать…
Все же способности Мадлен к колдовству были ниже среднего. Несмотря на то, что Крон принял декокт не больше часа назад, силы для того, чтобы завязать на памяти Рейнекке обратную петлю, скрывающую опасное для мага знание, у Крона нашлись.
Фургон медленно рассекал утренний туман. Светлане невольно пришло в голову сравнение с драккаром, плывущим в зловещих, пустынных водах Утгарда. Хотя нет, скорее караван можно было сравнить с семейством улиток, медленно ползущих по дну темно-зеленого моря. Целительница долго рассматривала серую выпуклость на огромном дереве, мимо которого они проезжали, удивляясь размеру гриба. И только заметив черный крест поперек выпуклой спинки гриба, поняла, что она видит.
– Так это же паук, – вырвалось у нее.
Лежавший рядом Вилли поднял голову. Глаза его блеснули, как у кота. Целительница смутилась. Светлана думала, что только ее одну разбудило покачивание повозки.
– Ну да, – негромко сказал сидх. – Не бойся. Он спит.
– А почему вы не убиваете их, пока они спят? – спросила ведьма. – Разве тогда ваш лес не станет безопаснее?
– Потому, что дали Мелькору клятву защищать его детей, – спокойно ответил Вилли.
Светлана хотела ответить, но в этот момент из леса донесся стон. В утренней тишине он прозвучал особенно резко и душераздирающе – словно тот, кто кричал, лежал у самой дороги. Сидх изменился в лице и выскочил из фургона.
