Некоторое время Анаид, как зачарованная, разглядывала капельку. Кровь была свежая и очень вкусная на вид и на запах. Эта кровь сулила Анаид утешение…
Отодвинувшись от Дацилии, Анаид стала разглядывать улыбавшуюся открытой наивной улыбкой беззащитную девочку. Потом крепко обняла Дацилию, чтобы почувствовать тепло ее юного тела и биение крови в ее венах.
О, лакомая кровь омниоры!
Ужаснувшись собственным желаниям, Анаид оттолкнула подругу и закричала:
— Уходи! Убирайся прочь! Я не желаю тебя больше видеть! Никогда! Никогда!
Так Анаид сама оттолкнула единственного человека, по своей доброй воле пришедшего ее утешить, возможно, единственного человека на свете, любившего ее такой, какая она есть.
Понурив голову, Дацилия выбралась из пещеры и углубилась в темный лес…
Анаид не хотела больше жить. Поэтому она не испугалась, а обрадовалась, увидев жирную скользкую гадюку, ползшую в ее сторону, высовывая свое раздвоенное жало. К радости Анаид, змея целенаправленно подползла прямо к ней и вонзила ей в руку свои ядовитые зубы.
Анаид ждала смерти, но та не приходила.
Яд из ранки скоро растекся по ее телу, но оно быстро выработало противоядие, обезвредило яд и, как ни в чем не бывало, продолжило свое существование.
Не веря своим глазам, Анаид смотрела, как стремительно опадает отек на ее распухшей руке.
Разумеется, гадюка была самой Баалатой или была подослана ею, и яд змеи стал бы роковым для любой смертной омниоры. Однако Анаид уже не была ею.
Она была Избранницей и пала жертвой Проклятия Одии.
Поддавшись соблазну обладать Жезлом, Анаид совершила непростительные поступки, которые возвещало Проклятие, и превратилась в бессмертную одиору.
* * *
Мужчины сидели в засаде. Их было двое. Вдали послышался звук снегохода, и мужчины заговорщически переглянулись. Самый молодой из них, — ему не было еще и двадцати лет от роду, — лег на снег рядом с упряжкой. Второй покидал с нарт на снег кое-какие вещи и лег на них, затаившись и сжав в руке винтовку.
Снегоходом ловко управляла девушка. На небе играли фантастические краски полярного заката. Сгущались сумерки — загадочный час, полный тоски и недобрых предчувствий. Час, когда лучше не странствовать по снежной пустыне.
Девушка ехала совсем одна. За ней бежала красивая сильная лайка с умным взглядом голубых глаз.
Заметив издали чужие нарты, девушка встревожилась и сбавила скорость. Впрочем, скоро она поняла, что что-то неладно. Подъехав поближе, она заметила на снегу среди мешков и пакетов человеческую фигуру. Запряженные в нарты собаки встретили снегоход лаем. У них был довольно упитанный вид, и они не проявляли особого страха.
Что же здесь произошло?! Несчастный случай?
Так и не разобравшись в происшедшем, Сармука без колебаний остановила снегоход рядом с человечком на снегу. Что с ним? Он ранен?
Взаимопомощь в арктической пустыне — не просто признак хороших манер, а гарантия выживания.
Не обратив внимания на лежавшего на нартах второго мужчину, Сармука опустилась на колени, но внезапно тот, что лежал на снегу, вцепился пальцами в край ее одежды и громко свистнул. За спиной у девушки щелкнул затвор. Она была на мушке.
— Ни с места!
Сармука застыла на месте.
«Ловушка! Это грабители!»
Лайка прыгнула на лежавшего в снегу человека и укусила его за руку, которой тот держал девушку за полу одежды. Незнакомец заорал и отпустил Сармуку. Второй мужчина что-то крикнул и выстрелил. Пуля просвистела над самым ухом Сармуки.
— Не тронь его, Тео! — крикнула она собаке.
Тео был молодым трехгодовалым псом. Сармука сама кормила его и ухаживала за ним, когда тот был еще щенком. Так Сармука и Тео стали неразлучны. Пес ходил за ней по пятам, охранял ее и помогал ей.
Схватив рычавшего и скалившего клыки Тео за ошейник, Сармука прикрыла его своим телом.
— Пожалуйста, не стреляйте! — взмолилась она. — Он больше вас не тронет.
— Привяжи его! — приказал мужчина с ружьем.
Привязав Тео к снегоходу, Сармука подняла руки и подошла к разбойникам.
— Возьмите деньги, но оставьте мне еду! — сказала она. — Без еды я погибну.
— Мне нравится твой снегоход, — усмехнулся молодой мужчина, похлопав по мягкому сиденью единственного средства передвижения Сармуки. — Отличная машина! — добавил мужчина с винтовкой.
Сердце Сармуки ушло в пятки.
— Я бы вам его отдала, но я очень тороплюсь.
— Тебя, наверное, поджидает твой женишок? — недобрым тоном заметил молодой разбойник.
Сармука попятилась.
— Не прикасайтесь ко мне!
Тео рычал и рвался, но молодой мужчина уже протянул руку и сорвал с шеи Сармуки сверкавшее на ней ожерелье.
— Какая красивая штучка! Это что, настоящие медвежьи клыки? Откуда оно у тебя? Жених подарил?
— Наверняка! — расхохотался второй мужчина. — То-то она к нему так спешит!
Рассмотрев ожерелье, разбойники подняли взгляд на молодую иннуитку, заметив, что с ней происходит нечто странное. Она уже не походила на испуганную олениху, лишь минуту назад умолявшую их о снисхождении. Зрачки глаз девушки невероятно расширились. На них было страшно смотреть. Ее губы искривила жестокая усмешка. Разбойники догадались, что дело тут нечистое, и попятились.
— «Орре эртекер саларуфум!» — глухим голосом произнесла иннуитка.
В ту же секунду винтовка в руках мужчины превратилась в змею. С криком ужаса и отвращения он отбросил ее в сторону. Змея упала среди запряженных в нарты псов, которые тут же бросились на нее и сожрали.
По мере того как они это делали, собаки сами превращались в змей с собачьими головами. Выскользнув из упряжи, они с не предвещавшим ничего хорошего видом поползли к хозяевам.
Разбойники бросились наутек, но слишком поздно. Змеи окружили их со всех сторон.
Внезапно собачьи головы змей изрыгнули пламя, опалившее одежду разбойников, их лица и волосы. Змеиные тела извивались на снегу, опутав причудливыми кольцами ноги обоих мужчин, решивших, что пробил их смертный час. Сейчас их безжалостно сожрут собакоголовые змеи!
— Пощади! Смилуйся над нами, о, великая колдунья! — завопил тот, что был моложе.
— Пощади! Мы все тебе отдадим! — вторил ему тот что постарше.
Мольбы были напрасны. Взглянув в пылавшие гневом и жаждой мести бездонные раскосые глаза Сармуки, мужчины прочли в них свой смертный приговор. Они были обречены на страшную гибель.
— На! Забирай свое ожерелье! — догадался, наконец, молодой разбойник и швырнул Сармуке принадлежавшие ей медвежьи клыки в серебряной оправе.
