Конечно, как политик, Элрик полностью прав. Если там, на севере, на карту поставлены интересы рода Бонаров и Эрхавена в целом… Но как можно отдать дочь жестокому и похотливому (вон как уставился на служанок, да и на учениц, особенно Сати) купчине, который, похоже, частенько срывает на ней зло? Налини искренне не понимает. Впрочем, если цена тому — финансовое благополучие города…
А вот что нужно Эмерику? У него наверняка хватит сил победить и без поддержки Элрика (мальчишку, ставшего темесской марионеткой, скоро возненавидят все — это тебе не сохранявший относительную самостоятельность Боргиль). Зачем тогда вмешивать Эрхавен, неизбежно подпадая под его влияние и меняя «шило на мыло»? Если Элрика настойчиво приглашают поучаствовать в войне, где могут справиться сами, а главное, намерены делиться добычей, то… За последние два года Налини успела достаточно пообщаться с власть и деньги имущими, чтобы понять: если кто-то из них начинает действовать вопреки видимой выгоде, значит, ищет большее. Интересно, что же это такое, и не связано ли с тем, что именно Эмерик после гибели сыновей Элрика стал главным наследников?
Налини ужасается догадке. Неужели Элрик не догадывается? Наверняка догадывается, просто играет с родственничком, как кот с мышью. Это на старика похоже — но что, если зятек обвел его вокруг пальца, как когда-то Шауль и Хитта? И не выяснишь наверняка…
Налини твердо решает поговорить с Бонаром-старшим. Только сделать это надо наедине. Хорошо бы вытащить Атталику из ада, куда ее завела отцовская политика.
Тем временем гости наконец собрались, и Элрик Бонар поднялся.
— Рад всех вас здесь видеть! — произносит он. — Спасибо, что пришли. Должен вам представить нового союзника нашего города, а в последние годы и родственника нашей семьи. Эмерик Бертье, глава крупнейшего в Таваллене торгового дома, и его жена, Атталика, поднимитесь!
Супруги привстали, чтобы все собравшиеся смогли их увидеть.
— До недавнего времени отношения между Эрхавеном и Тавалленом были далеки от идеала. Причина проста: они долгое время были, наряду с кешерцами, сторонниками Темесского союза. Теперь ситуация изменилась: в Таваллене правит жалкий марионеточный правитель, опекаемый темесцами. Мы перед выбором: или оставить все, как есть, и в скором будущем, по сути, оказаться в изоляции. Или попытаться наладить отношения с Тавалленом, поддержав дружественные нам силы всей мощью эрхавенского флота. Первое, конечно же, для нас недопустимо. Значит, следует принять меры к тому, чтобы наших сторонников в Таваллене не задушили, когда они еще слабы.
Когда три года назад наши семьи породнились, я не рассчитывал, что из этого союза можно будет извлечь хоть какие-то выгоды для города. Прежде всего, я хотел найти достойного супруга для моей любимой дочки и сделать ее счастливой…
Атталика дернулась, как от удара, попыталась вскочить, возразить… Но натолкнулась на яростный взгляд мужа, как на стену, и съежилась в кресле, изо всех сил стараясь стать понезаметнее. Налини этого хватает, чтобы понять все. Нахлынула вообще-то не свойственная ей ярость — совсем как тогда, в мире Лиангхара, и потом, когда поняла, что во всем случившемся виноват Бонар-старший, и никто другой. Но юная женщина вовремя сообразила, что делать главе рода замечание при всех не слишком-то вежливо, а главное, бесполезно, и занялась расставленной на столе, действительно роскошной снедью. В этом Элрику следует отдать должное: найти поваров и слуг после того, что случилось со старыми, очень не просто…
А Элрик тем временем продолжает:
— В плане политики от этого союза мы ничего особенного не ждали. Самое большее — получить возможность до известной степени влиять на тавалленскую политику и знать обо всех нововведениях темесской партии. В будущем мы бы могли выступать в роли посредников между враждующими партиями в магистрате, что тоже могло бы иметь важное значение. Но недавняя гибель Боргиля Одаллини, председателя тамошнего магистрата, изменила ситуацию, теперь наш союз с родом Бертье стал спасением. Мы имеем возможность, какая выпадает раз в столетие, не только сохранить все наше влияние в Семиградье, но и увеличить его, распространив на этот богатый и могущественный город…
Дальше Налини не слушает. Говорить красивые речи Элрик умеtn едва ли не лучше, чем фехтовать, а в сем тонком искусстве с ним мог бы поспорить разве что покойный младший сын. Но у красивых речей далеко не всегда столь же красивое содержание, особенно если вспомнить выступления того же Бонара-старшего на Архивной улице. Правда, пока от его речей особенного вреда нет (как, впрочем, и пользы), но она, не забывшая кровавого и страшного урока, чувствует смутную тревогу. Последний раз она кольнула в день свадьбы — как раз накануне войны.
Налини смотрит в дальний конец стола, где тесной и веселой группой сгрудились ученики. Сати сидит чинно, как и полагается аристократке на светском рауте. А вот Аэлла и Тетрик уплетают все, до чего могут дотянуться, да еще обильно запивали вином. Ну, а эрхавенские вина очень даже коварны, порой они заставляют людей творить Лиангхар знает, что. Как бы эта сладкая парочка (которая, не будь одному семнадцать лет, а второй — тридцать два, вполне могла бы стать чем-то большим, чем просто друзья) чего-нибудь не отмочила. Впрочем, сейчас важнее Элрик… Или, точнее, Эмерик. Понять бы, что кроется за предложением союза.
— Еще раз повторю, мы ничего не теряем, а скорее, приобретаем, от примирения с соперниками. Мы сможем сохранить связи с союзниками вне зависимости от перипетий тамошних междоусобиц… А теперь я вас на некоторое время покину: необходимо решить вопросы некоторые вопросы. Эмерик, где-нибудь через полчаса подойдете, и мы обо всем договоримся.
Элрик поднимается и покидает зал. Присутствующие сразу оживляются, веселеют. Все-таки присутствие человека, уже почти десять лет, по сути, правящего городом, изрядно сковывает пирующих. Где-то раздается смех, кто-то пошутил, пусть и плоско — и соседи по столу снисходительно смеются: здесь и сейчас, под воздействием лучших эрхавенских вин, может сойти с рук и не такое… Конечно, главное веселье начнется после полуночи, когда вино развеселит всех присутствующих по-настоящему, но уже сейчас за пиршественным столом воцаряется особая атмосфера праздника, в которую каждый, хоть раз испытавший на себе, желает окунуться вновь.
— Отдыхайте, пока можете, — велит Наставница ученикам. — Завтра я вас буду гонять до седьмого пота, так что наслаждайтесь свободой.
— А вы? — тут же спрашивает Аэлла.
— Надо поговорить с Элриком. Я ненадолго, переговорю со стариком и вернусь, — негромко поясняет Налини, выходя. — Только не шокируйте людей своим поведением. И с вином, смотрите, не переусердствуйте.
