— А что, если послать не армию, а добровольцев?
— То есть формально мы ни при чем, а дело сделано? — с полуслова понимает ее Элрик. — Я бы взял тебя в Магистрат вместо Лотаря, хоть ты и близко не знаешь о законах того, что знал он, но… Перебрасывать этих орлов придется морем и на частных посудинах. Через территориальные воды Темесы, кишащие ее кораблями. Раймон, возможно, и проскочил бы, да и я — лет этак сорок назад. Теперь уже не возьмусь, а больше некому.
— Почему? Храбрых капитанов полно.
— Темесцы их перехватят и пустят на дно. В плен брать не будут — это же ничьи войска, то есть пираты, я даже протест не смогу заявить — тогда все вылезет наружу. На такое ни один капитан ни за какие деньги не согласится… Кроме того, в Таваллене и на суше командовать некому. У Одаллини был стоящий коннетабль, способный из дерьма победу сделать, да поехал вместе с королем на переговоры, а дальше ты знаешь, что было. Что, кстати, и хорошо: хоть на суше обе стороны будут в равных условиях. И, кроме того, в городе Атталика. Ты лучше меня знаешь, каков приходится женщинам, когда горят города.
— Кстати, о дочери. Это второй вопрос, — продолжает Налини. — Вы видели, во что она превратилась? Извините за прямоту, но ваш зять — скотина.
— Знаю, — вздыхает Элрик. — Но теперь поздно… Что, хочешь спросить о том, можно ли им развестись? Формально — да, даже есть вполне законные основания.
— Ну так в чем же дело? — интересуется Налини. Конечно, в Аркоте это невозможно в принципе (если уж сами Боги засвидетельствовали брак, так не смертным его и разрывать), но если здешние законы дозволяют, отчего ими не воспользоваться? — Это выход.
— Был бы выход, если б и он, и я были частными лицами. А ведь все, что происходит в нашей жизни, отражается на наших странах. Если делать это во время подготовки к походу на Таваллен, развод приведет к полной потере союзников в городе.
— Нет, — отвечает Налини. — Не приведет. Бертье все равно не победят без нас, иначе не нуждались бы в помощи.
— А если все-таки решатся разорвать союз? Эмерик вполне может усмотреть в этом недружественный акт… Мы не можем так рисковать из-за одной женщины.
— Что толку гадать? — Налини пожимает плечами. — Надо попробовать. Бездействие — не выход.
Надо отдать ему должное, Элрик некоторое время колеблется. Но длится это совсем недолго.
— Я не могу на это пойти, — устало произносит он. — Никто не поймет меня в Магистрате, если я лишу республику союзников из-за дочери. Но кое-что, думаю, мы сделаем: тебе пора попробовать себя в политике.
— Что? — не понимает она.
— Что слышала. Голова у тебя варит, а опыта наберешься. Поль Бретиньи поможет, я попрошу. Если и наделаешь ошибок, я, когда вернусь, исправлю. А вообще привыкай к мысли, что, если со мной что-то случится, главой рода, пока не подрастет Шарль, станешь ты. Больше некому.
— А вы?
— Отправлюсь с флотом на помощь к союзникам. Дюжину кораблей поменьше, конечно, оставим, чтобы никто не ударил по городу, пока нас нет. Со временем и в отношении Атталики что-нибудь придумаем. Ты права, ее надо вытаскивать. Удовлетворена?
— Почему именно вы?
— Там нужен одновременно и военный, и дипломат. Наш адмирал, увы, для второй роли не годится, а поручать такое кому-то из Магистрата — слишком большой риск. Я ведь столько сделал для того, чтобы в городе не осталось тех, кто может быть и тем, и другим, — хихикает Элрик. — Дюранд, надо отдать ему должное, был последним, спасибо твоим хорошим знакомым из Марлинны. К счастью, тоже покойным.
— Ну… Могло бы быть и лучше, — буркнула Налини. Похоже, старика не переубедить. Остается надеяться, что он знает, что делает. — Но все-таки, почему-то мне кажется, что мы совершаем ошибку, соглашаясь на их условия.
— В политике, Нали, иногда требуется для виду уступить, чтобы потом добиться своего. Надеюсь, ты это запомнишь, и не допустишь, чтобы наш род после меня оттерли в сторону.
— Запомню, — чуть наклоняет голову Налини.
— Отлично. Пора договариваться о присылке флота с дорогим зятем. Конечно, тип он неприятный, общаться с ним тоскливо, но надо. Вам при этом тягостном зрелище присутствовать не обязательно. Лучше пируйте, пока можете, да за учениками присматривайте. Вина у нас коварные, как бы чего-нибудь не отмочили… Зачем вообще вы их взяли с собой на пир?
— На всякий случай. Пусть посмотрят на тех, кто правит городом. Что ж, глубокоуважаемый глава рода, счастливо пообщаться с дорогим зятем.
— И вам счастливо полюбоваться на пьяную надежду Храма, — шуткой на шутку отвечает Элрик, удаляясь.
— Ну, не такую уж и пьяную, — бормочета под нос Налини, возвращаясь к ученикам.
Глава 2. Эрхавен за кормой
— Где руки должны быть, Тетрик? — привычно спрашивает Налини. Тетрик краснеет, но успевает сообразить, в чем допустил ошибку. Другое дело, он еще не знает, как делать правильно. Налини вздыхает. Вообще-то сказать, что он безнадежен, нельзя. Из него можно сделать неплохого танцора (иначе выученица лучших храмовых танцоров Майлапура не стала бы тратить время и силы: спрашивать можно лишь с тех, кто может. Но трудов придется затратить немеренно. А пока почти все замечания на занятиях священного кантхи почему-то достаются именно ему. Не то, чтобы Аэлла и Сати не делают ошибок, но они уже многое знают, им храмовый танец дается легче.
— Тетрик, смотри, как надо, — приходит на помощь Аэлла. — Рука должна идти не как у тебя, а вот так.
Аэлла показала.
— Повтори.
Тетрик повторил.
— Другое дело, — довольно улыбается Наставниица. — Ведь можешь же, когда захочешь. Повтори раз десять, чтобы запомнил.
Тетрик добросовестно заучивает, Налини принимается за Аэллу. На первый взгляд Аэ танцует безупречно, но к ней и Сати Наставница относится куда строже, заставляет исправлять мельчайшие неточности.
Несмотря на горе (которое она никому не показывает, но Аэлла, которой позволяется иногда поиграть с маленьким Шарлем и помочь Налини, знает, что гибель мужа оставила в душе южанки незаживающую рану), уроженка Аркота гоняет их без малейшей жалости. Налини не делает скидок ни на зимний холод, ни на летнюю жару, и они занимаются каждый день по нескольку часов. Тетрик отнюдь не считал себя слабаком, но тут буквально обливается потом. Как выдерживают это Сати и особенно Аэлла (все-таки уже не девчонка) — остается загадкой.
Впрочем, в этот раз занятие прервано появлением Неккары. Лучшая храмовая целительница совсем не изменилась с тех страшных дней, когда они с Налини преградили дорогу в город страшному богу. Она красива — но красива той неброской красотой, что бывает свойственна скромным, но твердым и решительным людям. Ее не умаляло ни отсутствие украшений и косметики, ни простое жреческое одеяние, ни ранние седые пряди в длинных и густых волосах.
