Будто собираясь добавить моменту значимости, вдалеке зазвонил колокол городского собора, сообщающий, что зима наступила.
Аллек отошёл на шаг, натянув верёвку, и чуть было не выронил крошечное лезвие, которое прятал в руке всё это время. Несмотря на то, что объявление не стало для него неожиданностью, на секунду момент поглотил его, и реальность немного отдалилась, давая ему забыть о своём нынешнем положении.
Капитан в светло-серой тюремной робе, стоял на огромной сцене.
Ближе к зрителям декламировал свою речь мэр Олси, который теперь пытался утихомирить возмущённую толпу. Рядом с ним устало переминались с ноги на ногу два его сына, положив руки на эфесы мечей, висящих на поясе. Аллеку же досталось не менее прекрасное место для наблюдения. В глубине сцены, среди ещё десятка человек, в точно таких же робах, со связанными руками. Среди пленников, осуждённых на смерть.
Поднимаясь на помост, капитан надеялся, что его пламенная речь будет изюминкой вечера, и мэр Олси отлично подогрел толпу. Что ж, тем лучше для Аллека. Чем больше люди будут напуганы, тем охотнее они воспримут правду. Беспокойство и паника сегодня могут помочь ему больше, чем безмятежная радость праздника. Оставалось лишь действовать по собственному плану.
Процесс перерезания верёвки — первый пункт этого плана — всегда казался Аллеку делом бесхитростным. Подставить острое лезвие под правильным углом; пошевелить руками, приложив силу; вовремя разорвать верёвку — ничего сложного. Героям его любимых книг удавалось подобное без труда. Но теперь, когда жизнь самого капитана оказалась в опасности, справиться никак не получалось. Верёвка не поддавалась и сползала с лезвия, натирая вспотевшие руки, и, казалось, не собиралась рваться. В какой-то момент, Аллек даже задумался, не в лезвии ли дело, однако дотронувшись до кончика пальцем, он почувствовал резкий укол щекочущей боли, и все сомнения отпали.
Кроме борьбы с никак не желающей рваться верёвкой, огромных усилий требовало не уронить выскальзывающий из пальцев острый кусочек металла. Капитан и другие заключённые были связаны в общую вереницу, и стоило хоть одному из них пошевелиться, канат начинал судорожно болтаться, то натягиваясь, то расслабляясь. Каждое движение приходилось вымерять очень аккуратно, что было сложно сделать в таком неудобном положении.
Аллек прикусил губу, вновь надавив на лезвие, следя взглядом за тремя солдатами, которые важно расхаживали по сцене. Они казались не слишком сосредоточенными на охране заключённых — большую часть внимания отвлекал сейчас на себя мэр — однако хватит и одного неверного движения или косого взгляда, чтобы план Аллека закончился, едва начавшись.
Пока капитан, пользуясь каждой отведённой ему секундой, пытался справиться с верёвкой, мэр Олси успокаивал толпу. Люди кричали, возмущались, и на сцену уже начинали лететь всевозможные предметы. Толпа накатывала, как волна, будто бы собираясь раздавить всех присутствующих. Аллек увидел, как солдаты, которых было довольно много на площади, стали постепенно собираться возле сцены, отгоняя от неё особо рьяных жителей города. Рядом с капитаном разбилась брошенная кем-то глиняная чарка, а ещё одна чуть не угодила в самого мэра Олси.
В конце концов, солдаты в красных плащах прорезали толпу, будто лезвие ножа, и выстроились перед деревянным основанием сцены. Люди начинали медленно отступать. Волнения отвлекали солдат от пленников, и это было на руку Аллеку, однако он боялся, что, рано или поздно, в ход могут пустить огнестрельное оружие, и тогда толпу будет не остановить. Мешкать ему было нельзя. Мэру нужно было отвлечь людей от плохих новостей и занять их чем-то другим. А, как известно, ничто не отвлекает людей лучше, чем казнь.
Аллек сглотнул кислую слюну, представив, как верёвка обхватывает его шею, а затем вздёргивает над площадью на потеху толпе. Руки сами собой задвигались быстрее, но пеньковая ткань продолжала сопротивляться. Аллек чувствовал, как паника подступает к горлу, однако поддаваться ей было нельзя. На площади есть люди, которые верят ему. Верят в него. Он обещал позаботиться о них, обещал им лучшее будущее. И теперь, он не мог отступить.
Подул прохладный ветер, пошевелив парню волосы. Капля пота слетела с его носа и плюхнулась на деревянный помост. Аллек резал, резал, старался что есть мочи, и вдруг ему показалось, что верёвка поддалась. Он резко дёрнул руками — не сильно, чтобы не порвать ткань полностью, а просто проверить её на прочность — но она лишь обожгла руки. А в следующий миг заключённый слева от Аллека развернулся, натягивая трос до предела, и лезвие вылетело из рук капитана.
— Эй, вы! — Пленник вызывающе выступил вперёд, на сколько позволяла длина верёвки, потянув за собой остальных заключённых. — Да, я к вам обращаюсь, мэр Олси! Иль’Пхор, наш бог, умирает? Если так, то не поздно ли приносить ему жертвы? Зачем отдавать почести мертвецу, а? Это не спасёт никого! Даже вас, мэр! Ваша задница полетит в бездну вместе с вашими сыновьями, вместе со всеми чиновниками и накопленными богатствами! И вместе с нами — простыми людьми! С теми, о ком вы давно забыли!
— Вот бездна! — прорычал сквозь зубы Аллек. — Заткнись же ты.
Но было поздно. К пленнику уже поспешили двое солдат. Их лица блеснули в свете жёлто-красных фонариков, установленных на сцене. Мэр нахмурился, бросив недоумевающий взгляд на пленника, а затем едва заметно махнул рукой, и солдат поблизости стало уже четверо.
— Неужели вы думаете, что боги помогут вам? — голос пленника сорвался, когда он заметил приближавшихся громил, но он не замолчал. — Никто больше нам не поможет! Отпуст…
Раздался глухой удар, и пленник, шумно выдохнув, упал на колени. Он открыл рот, чтобы произнести ещё что-то, и тут же получил удар в лицо. На деревянный помост пролилась первая кровь. Толпа немного замолкла, позволяя мэру ещё громче продолжить речь о равенстве, надежде и силе, которую самое время показать. Терпении, которое следует проявить и уверенности в светлом будущем, которое он испытывает всем сердцем. Аллек слушал его краем уха, выискивая глазами лезвие, упавшее на сцену.
Солдаты подняли пленника, поставили на ноги. Из глаз у него текли слёзы, смешиваясь с кровью из разбитого носа. Мэр заговорил ещё громче, заглушая всхлипывания несчастного.
— Мы должны пройти через это вместе! Должны объединиться! — Кричал он, подняв над головой правую руку. — Мы не в первый раз сталкиваемся со сложностями! Но, как известно, самая тёмная ночь бывает лишь перед рассветом!
Аллек поморщился. Солдаты отпустили пленника, который после нескольких ударов потерял желание бороться, и стоял, безвольно опустив руки. Один из солдат прошёл мимо капитана, и вдруг что-то блеснуло у него под ногой. Сверкнуло маленьким зелёным огоньком.
«Лезвие!», понял парень. Заострённый кусочек металла лежал всего в шаге впереди.
Капитан еле заметно двинулся вперёд, наблюдая, чтобы охранники его не заметили.
Мэр резко обернулся к пленникам. Указал на них пальцем, снова обращаясь к толпе. Аллек наступил босой ногой на лезвие и замер, пододвигая его к себе, так незаметно, как мог.
— Сегодня мы узнали печальные новости! Мрачные! Пугающие. Но разве не в такие моменты и проверяется наша вера? Разве не сейчас нам нужно быть сильнее всего? Разве не в самые сложные времена так важно оставаться сильными?
Аллек про себя усмехнулся. Он был уверен, что мэр, если что-то случится, покинет остров на первом же корабле. Тот факт, что он до сих пор этого не сделал, совершенно не соотносился со смертью острова. Но больше всего Аллека удивляли сыновья мэра. Они оба сейчас были на сцене и выглядели совершенно незаинтересованными. Ни страха, ни волнения — ничего. Даже если предположить, что мэр устроил безбедное существование себе и своей семье — переезд на новый остров — это потеря положения и политического влияния. Это может закончиться даже смертью их знатного рода, если чиновники с других островов посчитают, что семья Олси будет им только мешать. Так почему же они тогда так спокойны? Аллек знал наверняка почему.
