А вот и не все. Не успела Тереза закончить фразу, одна из дверей распахнулась и наружу выскочила высокая ослепительная брюнетка. Она преодолела коридорчик за пару секунд, быстро-быстро цокая каблуками. Вот это каблуки — сантиметров пятнадцать, не меньше. И это лишь маленькая деталь её соблазнительного образа. На брюнетке красовалась всё та же академическая форма, что на самой Валерии и Тересе — клетчатая юбка до щиколоток и белая блуза, но перекроена одежда была так, что взгляду открывались все пикантные нюансы обворожительных форм брюнетки. Бедная мужская половина академии.
— Моника, — представила Валерии пробегающую мимо студентку староста. — Не бери с неё пример. Каблуки у нас в академии запрещены. И когда-нибудь Монику из-за них отчислят.
— Не отчислят, — отмахнулась та, нисколько не обидевшись на прямолинейность старосты. — Ты новенькая? — приветливо улыбнулась, поравнявшись с Валерией. Потом перевела взгляд на Тересу: — Это про неё ты нам вчера говорила? — потом снова посмотрела на Валерию: — У меня к тебе столько вопросов, — и всё это на бегу, ни капли не снизив скорость. — Опаздываю на пару. Тоцкий меня убьёт, — ураганом пронеслась мимо и вышла за дверь.
— Наша первая красавица, мечта каждого второго студента, — прокомментировала пронёсшийся ураган Тереса. — Но у них нет шансов. Моника метит выше. Её цель — окончить академию невестой, а ещё лучше женой, какого-нибудь толстосума из попечительского совета.
Валерия улыбнулась — знакомо. Женя Самойлова, одногруппница, тоже считала, что время, проведённое в стенах вуза, полезно скрасить охотой на «папиков». Выходило это у неё с переменным успехом. Любопытно, Моника более удачливая?
— А про кого она сейчас говорила? Про ректора? На его пару опаздывает?
— Нет. Это она про Тоцкого-младшего. Брат ректора преподаёт у нас «Магические аномалии». Один из самых сложных предметов и один из самых вредных преподавателей. Мы называем его Энтони Свирепый. Или просто Свирепый.
Ничего себе, у них тут прозвища. В политехе студенты преподавателей как-то нежнее называют. Максимум: удод.
— Мало кому удаётся сдать с первого раза. А уж если прогулял хоть одну пару — готовься к отчислению, — добавила Тереса ещё несколько нелестных штрихов к портрету.
У Валерии в политехе такой же славой пользовался профессор Скворцов и читаемый им предмет «Базы данных». Вот его как раз и называли Удодом. Нет, сначала он был в студенческом лексиконе Скворцом, а когда всей группе зачёт не поставил, превратился в более экзотическую птицу.
— Слушай, Моника сказала, ты вчера про меня говорила. Выходит, ты заранее знала, что меня собираются переместить к вам?
Тереса озабоченно поправила очки и отвела взгляд. Чего это она смутилась?
— Слушай, а это случайно не ты была одной из тех медсестёр, которые Тоцкому помогали меня сюда уволочь?
Смутные воспоминания пронеслись в голове, подтверждая догадку. Одна из девушек в белом халате была такая же маленькая и в очках.
Тереса решительно выдохнула и выдала:
— Мне пришлось. Я неуд отрабатывала.
— Неуд? Я думала у тебя не бывает неудов.
— Это у Бланки не бывает неудов. Она у нас отличница. А у меня бывает. Тоцкий за неуды такие жуткие отработки придумывает — зверь, — Тереса состроила соответствующую зверскую гримасу.
— Это ты про младшего Тоцкого?
— Нет. На этот раз про старшего. Он у нас «Магическую медицину» читает.
Выходит, неспроста доктором прикинулся.
— Старший ещё в сто раз хуже младшего, — заверила Тереса. И страшным шёпотом добавила: — Его в академии все боятся.
Уже не все. На Валерию ему ужаса нагнать не удалось, хоть он и пытался запугать её неудом. Или это ей розовые очки помогли?
— Меня, кстати, тоже отработка ждёт.
У старосты от удивления глаза округлились.
— Когда ты успела?
— Успела, — усмехнулась Валерия. — Сама не поняла как. Тряхнула рукой — и у него на столе чернильница лопнула. А он сразу — неуд! отработка! — спародировала Тоцкого Валерия.
— Чернильница лопнула? — глаза Тересы стали ещё больше.
— Да. Вот так: хрясть — и пополам.
Староста посмотрела с уважением:
— Ну ты даёшь! Такое не каждый второкурсник сможет.
Респект от Тересы приятно потешил самолюбие, только Валерия до сих пор не была уверена, что чернильница — её рук дело.
— А ты отчаянная. Взорвать ЕГО чернильницу? Ну, теперь готовься к худшему.
Чего в улыбке Тересы было больше: восхищения или сочувствия?
— А, хочешь, кофе сделаю? У нас булочки с завтрака остались.
Видимо, всё-таки сочувствия.
— Хочу.
