— Кто? — наклонил голову Геральт.
— Волшебница, — повторил стражник. — Я же сказал.
— Имя назвала?
— Угу. Только я позабыл. Грамота у нее была. Молодая, красивая, на свой манер, но глазищи… Сами знаете. Человека аж в дрожь кидает, когда такая на него зыркнет.
— Ты что-нибудь знаешь, Лютик? Кто это может быть?
— Нет, — поморщился бард. — Молодая, красивая, да еще и глаза. Тоже мне — приметы. Все они такие. Ни одна из тех, кого я знаю, а знаю я, поверь, многих, не выглядит старше двадцати пяти — тридцати, а ведь некоторые из них, слышал я, еще помнят те времена, когда бор шумел там, где теперь стоит Новиград. В конце концов, зачем существуют эликсиры из мандрагоры? Да и в глаза они себе тоже этот поскрип накапывают, чтобы блестели. Баба, она и есть баба.
— Не рыжая? — спросил ведьмак.
— Нет, господин, — ответил десятник. — Черная.
— А конь какой масти? Гнедой с белой звездочкой?
— Нет. Вороной. Как она. И вообще, говорю вам, она дракона прикончит. Дракон — работа для колдуна. Человеческая сила супротив него слаба.
— Интересно, что б на это сказал Козоед, — рассмеялся Лютик. — Сыщись у него под рукой что-нибудь покрепче чемерицы и волчьей ягоды, сегодня драконья шкура уже сушилась бы на голопольском частоколе, баллада была бы сложена, а я не парился бы здесь на солнце…
— Как получилось, что Недамир не взял тебя с собой? — спросил Геральт, искоса поглядывая на поэта. — Ты же был в Голополье, когда они отправлялись. Или король не любит артистов? Как вышло, что ты тут жаришься, вместо того чтобы тренькать при королевском стремени?
— Виной тому некая юная вдова, — грустно сказал Лютик. — Черт бы ее побрал. Загулял я, а на другой день Недамир и прочие были уже за рекой. Прихватили даже Козоеда и лазутчиков из голопольской милиции, только обо мне забыли. Я толкую десятнику, а он свое…
— Есть Грамота — пускаю, — равнодушно проговорил алебардист, отливая на стену дома сборщика пошлины. — Нет Грамоты — не пускаю. Приказ такой…
— О, — прервал его Три Галки. — Девочки возвращаются с пивом.
— И не одни, — добавил, вставая, Лютик. — Гляньте, какой конь. Сущий дракон!
Со стороны березовой рощицы галопом мчались зерриканки, а между ними всадник на крупном боевом беспокойном жеребце.
Ведьмак тоже поднялся.
На наезднике был фиолетовый бархатный кафтан с серебряными галунами и короткий плащ, отороченный собольим мехом. Выпрямившись в седле, он гордо глядел на них. Геральту были знакомы такие взгляды. И не сказать, чтобы нравились.
— Приветствую вас. Я — Доррегарай, — представился наездник, медленно и с достоинством слезая с коня. — Мэтр Доррегарай. Чернокнижник.
— Мэтр Геральт. Ведьмак.
— Мэтр Лютик. Поэт.
— Борх по прозвищу Три Галки. А с моими девочками — они вон там вынимают пробку из бочонка — ты уже познакомился, мэтр Доррегарай.
— Действительно, — не улыбнувшись, проговорил чародей. — Мы обменялись поклонами, я и прелестные воительницы из Зеррикании.
— Ну и славно. — Лютик роздал кожаные кубки, которые принесла Вэя. — Выпейте с нами, мэтр чародей. Господин Борх, десятнику тоже налить?
— Конечно. Иди к нам, вояка.
— Я думаю, — проговорил чернокнижник, благовоспитанно отхлебнув небольшой глоток, — что к заставе на мосту вас привела та же цель, что и меня?
— Если вы имеете в виду дракона, мэтр, — сказал Лютик, — то так и есть. Я собираюсь сложить балладу на месте. Увы, вот этот десятник, человек, видно, неотесанный, не желает пропускать. Требует Грамоты. И все тут.
— Прощения просим. — Алебардист выпил свое пиво, причмокнул. — У меня приказ никого без Грамоты не пропускать. А похоже, уже все Голополье скучилось тута с телегами и готово отправиться в горы за драконом. У меня приказ…
— Твой приказ, солдат, — насупился Доррегарай, — касается только орущей голытьбы, распутных девок, которые распространяют болезни, воров, подонков общества и гуляк. Но не меня.
— Без Грамоты никого не пропущу, — нахмурился десятник. — Клянусь…
— Не клянись, — прервал Три Галки. — Лучше выпей-ка еще. Тэя, налей этому мужественному воину. И давайте присядем, милостивые государи. Пить стоя, торопливо и без соответствующей торжественности не пристало благородным людям.
Расселись на тюках вокруг бочонка. Алебардист, свежевозведенный в благородные, покраснел от удовольствия.
— Пей, боевой сотник, — поторапливал Три Галки.
— Я вроде бы десятник, не сотник. — Алебардист еще больше покраснел.
— Но будешь сотник, пренепременно, — осклабился Борх. — Парень ты хват, башковитый, мигом дорастешь.
Доррегарай, отказавшись от добавки, повернулся к Геральту.
— В городишке все еще толкуют о василиске, уважаемый ведьмак, а ты, вижу, уже на дракона замахнулся, — тихо сказал он. — Интересно, тебе позарез нужны наличные или ты из чистого удовольствия забиваешь существа, которым угрожает вымирание?
— Странное любопытство, — ответил Геральт, — в устах того, кто сломя голову мчится, чтобы успеть выбить у зарезанного дракона зубы, столь ценные при изготовлении колдовских снадобий и эликсиров. А правда ли, уважаемый мэтр, что лучшие зубы те, которые выбивают у живого дракона?
— Ты уверен, что я еду ради этого?
— Уверен. Но тебя уже опередили, Доррегарай. Тут успела проследовать твоя коллега с Грамотой, каковой ты, к примеру, не имеешь. Черноволосая, ежели тебя это интересует.
— На вороном коне?
— Кажется.
— Йеннифэр, — недовольно буркнул Доррегарай. Ведьмак незаметно для всех вздрогнул.
Наступившую тишину прервала отрыжка будущего сотника.
— Никого… этта… без Грамоты…
— Двести линтаров хватит? — Геральт спокойно вытащил мешочек, полученный за василиска от тучного солтыса.
— Геральт, — загадочно улыбнулся Три Галки. — Так все-таки…
— Прости, Борх. Сожалею, но я не поеду с вами в Хенгфорс. Может, другим разом. Может, еще встретимся.
— Ничего не влечет меня в Хенгфорс, — медленно произнес Три Галки. — Ну вовсе ничего, Геральт.
— Спрячьте свой мешок, милсдарь, — грозно произнес будущий сотник. — Это взятка и ничего боле. И за триста не пропущу.
— А за пятьсот? — Борх вынул свой мешочек. — Спрячь мешок, Геральт. Я заплачу пошлину. Меня это начало забавлять. Пятьсот, господин солдат. По сто со штуки, считая моих девочек за одну прелестную штуку. А?
— Ой-ёй-ёй, — запричитал будущий сотник, пряча под курточку мешочек Борха. — Что я королю скажу?
— Скажешь, — молвил Доррегарай, выпрямляясь и вынимая из-за пояса изящную костяную палочку, — что удар тебя хватил, как только ты увидел.
